Шрифт:
"Довольно трудно писать рядъ такихъ статей", говоритъ онъ: "такъ много писателей, которыхъ нужно включить сюда, — настоящій хаосъ!"
Слово "хаосъ" заставляетъ смяться Паульсберга, и они мирно продолжаютъ разговоръ дальше.
Адвокатъ Гранде съ женой не появлялись.
"Адвокатъ сегодня не придетъ?" сказала фру Ханка и не упомянула его жену.
"Онъ дуется", — отвчалъ Мильде и началъ пить съ актеромъ Норемъ. "Онъ не хотлъ встрчаться съ Норемъ".
Никто здсь не стсняется, перебиваютъ другъ друга, поютъ и шумятъ. О, мастерская Мильде, превосходное мсто, — какъ только въ нее входишь, тотчасъ же чувствуешь, что здсь можно говоритъ и длать, что хочешь.
Фру Ханка сидитъ на диван, Ойэнъ сидитъ около нея. Напротивъ, у другого конца стола сидитъ Иргенсъ; свтъ лампы падаетъ на его плоскую грудь. Фру Ханка почти не смотритъ на него. На ней бархатное платье; глаза ея слегка зеленоватые, верхняя губа немного коротка, такъ что видны ея зубы, видно, какіе они блые. Лицо у нея свжее и блое; красивый лобъ, не прикрытый волосами; волосы она носитъ гладкими, какъ монахиня.
Нсколько колецъ блестятъ на ея рукахъ, которыя она складываетъ на груди. Она дышеть тяжело и говоритъ черезъ столъ Иргенсу:
"Какъ здсь жарко".
Иргенсъ встаетъ и идетъ къ окну, чтобъ его открыть. Но противъ этого протестуеть голосъ фру Паульсбергъ.
— Нтъ, только не открытыя окна, Бога ради, этого она не переноситъ. Лучше сойти съ дивана. Тамъ въ глубин комнаты прохладне.
И фру Ханка встаетъ съ дивана. У нея медленныя движенія; когда она стоитъ, у нея видъ молодой двушки.
Проходя мимо, она посмотрла въ большое зеркало; отъ нея не пахнетъ духами; спокойно она беретъ своего мужа подъ руку и ходитъ съ нимъ взадъ и впередъ въ то время, какъ за столами пьютъ и разговариваютъ.
Тидеманъ говоритъ, разсказываетъ оживленно, немного форсированнымъ голосомъ о нагрузк ржи, объ одномъ извстномъ рижскомъ туз, объ увеличеніи налоговъ. Вдругъ онъ наклонился къ своей жен и говоритъ:
"Да, сегодня я дйствительно доволенъ. Но прости, дорогая, — это тебя не интересуетъ… передъ тмъ, какъ уйти, ты видла Иду? Какая она миленькая въ своемъ бломъ платьиц. Когда придетъ весна, мы будемъ катать ее въ телжк".
"Ахъ да, подумай только, въ деревн. Я теперь уже жду этого съ нетерпніемъ", сказала фру Ханка тоже оживленнымъ голосомъ. "Ты долженъ распорядиться, чтобы привели въ порядокъ садъ, луга, деревья. Да, какъ хорошо будетъ!"
Тидеманъ, съ неменьшимъ нетерпніемъ ждавшій весны, уже далъ приказаніе приготовитъ имніе, хотя еще и апрль не насталъ. Онъ въ восторг отъ радости своей жены и жметъ ея руку; его темные глаза блестятъ.
"Я сегодня, правда, счастливъ, и все пойдетъ хорошо".
"Да… т.-е. что же пойдетъ хорошо?"
"Нтъ, нтъ, ничего", отвчалъ быстро мужъ. Онъ посмотрлъ въ землю и продолжалъ. "Дловая жизнь теперь въ разгар; нашъ денежный тузъ получилъ приказаніе покупать".
Какъ онъ глупъ. Онъ опять сдлалъ ошибку и надодалъ своей жен дловыми разговорами. Но фру Ханка терпливо щадила его; никто бы не могъ отвтить лучше, чмъ она:
"Ну, вдь это очень хорошо!"
Посл этихъ мягкихъ словъ онъ сдлался смле; онъ преисполненъ благодарности и хочетъ это показать, насколько возможно; онъ улыбается, У него влажные глаза, и онъ говоритъ глухимъ голосомъ:
"Я хотлъ бы теб по этому поводу что-нибудь подарить, если ты хочешь. Можетъ быть есть что-нибудь такое, что теб особенно нравится, тогда?.."
Фру Ханка взглянула на него.
"Нтъ, что съ тобой длается, мой другъ? Да, впрочемъ, ты могъ бы мн подарить сотню, другую кронъ, если хочешь. Спасибо, большое спасибо!"
Въ это время она замтила старую резиновую калошу, полную гвоздей и всякаго хлама, и полюбопытствовала:
"Что это такое?" Она оставляетъ руку мужа и несетъ осторожно калошу къ столу:
"Что это такое, Мильде?"
Она трогаетъ своими блыми пальцами хламъ, подзываетъ Иргенса, находитъ одинъ предметъ за другимъ, вытаскиваетъ ихъ и задаетъ насчетъ ихъ вопросы.
"Скажетъ мн кто-нибудь, что это такое?" Она нашла ручку зонтика, которую сейчасъ же отложила въ сторону; потомъ локонъ волосъ, завернутый въ бумагу.
"Здсь даже есть волосы, подойдите сюда и посмотрите".
Даже самъ Мильде подошелъ
"Оставьте волосы", сказалъ онъ и вынулъ сигару изо рта. "Какимъ образомъ они попали туда? Волосы моей послдней любви, если я такъ смю выразиться".
Этого было достаточно, чтобы разсмшитъ все общество. Журналистъ воскликнулъ:
"А вы не видли у Мильде коллекцію корсетовъ? Покажи намъ корсеты, Мильде!"
Мильде не отнкивался; онъ пошелъ въ одну изъ сосднихъ комнатъ и принесъ пакетъ. Тамъ были блые и коричневые корсеты, блые уже потеряли свою первоначальную чистоту. Фру Паульсбергь спросила удивленно: