– Ну, чего?
– спросил Илья, когда толмач приблизился.

– Чего, чего...
– пробормотал тот.
– Идем, в шатер отведу. Согласные они. Посмеялись даже, маловато, говорят, запросил. Степь великую, и ту отдали бы.

– Придет время, и степь наша будет, коли не угомонятся.

– Ты бы о себе лучше подумал, как завтра за свое согласие ответ держать будешь. Аль удрать надеешься?

– Не приучен я, удирать-то.

– Приучен - не приучен, не мне знать. А только коли попробуешь, раньше смерти помрешь. Ты не думай, что ежели они охрану не приставили, так и вовсе не приглядывают. Моргнуть не успеешь. Стрелы, окаянные, уж больно ловко мечут.

Пока до шатра добрались, разузнал Илья, что Михей в полон совсем молодым попал, что к работе неспособен оказался, здоровьем слаб, а вот язык на лету схватывал. Потому и живой остался. Родом из-под Любеча. Не бежал почему? А куда и бежать-то? Да и убежишь - куда податься, к кому приткнуться? Здесь же напоен-накормлен, при деле вроде как. Обращение?.. Терпимое... Чернигов дней с десять осаждают. Не палят почему? Так им ведь палить не с руки. За добычей пришли, а ежели запалить, так зря и набегали. В рати умелые. Выходили горожане из-за стен - бились вровень. Подмоги ждать не приходится, обложили - мышь не прошмыгнет. А без подмоги не продержаться. Людей?.. Да, многих побили. Сколько - не ведает, а много...

Шатер себе Илья как-то по-другому представлял. Мнилось ему, как слово это слышал, нечто такое, из блестящего белого шелка, золотом расписанное, солнце али месяц вверху, полы распахнуты, возле - стража. А оказалось - грубого холста, о четырех углах, никакой тебе стражи, - оно и понятно, посреди вражьего стана, куда ты денешься? Веревки растянуты, к вбитым кольям привязанные, внутри - столб торчком, в полторы ладони толщиной, углубление в земле, с угольями, кусок ковра повылинявшего, и все.

– Располагайся, - кивнул Михей.
– Сейчас повечерять принесу.

И вышел.

– Чурбан какой захвати, - крикнул ему вслед Илья. Вышел, забрал с коня оружие, занес вовнутрь. Снова вышел, расседлал, тоже вовнутрь. Седло под голову пойдет, оружие должно все время подле находиться, чтоб не изурочили. А чурбан вместо стола приспособить. Не степняк, ноги скрестив сидючи, вечерять.

Тут уж Михей вернулся. Принес кувшин с водой, хлеб, жареного зайца, репу. Чурбана не нашел поблизости - все в кострах пожгли.

– Коли еще чего надо, говори, попробую сыскать. А коли нет, мешать не буду, пойду, за конем твоим догляжу.

– А сумеешь?

– Не впервой. Жить у степняков, да не научиться... Ты вот что, окромя завтрашнего, ни о чем не думай. Ничего тебе плохого ждать не приходится. Потому, очень уж им смотреть нравится, как их богатырь из своих супротивников пыль выколачивает да веревки вьет. Всю ночь как зеницу ока стеречь будут, чтоб никто ничего.

Потоптался; видно было, что и сказать хочется, и слов нужных не находит. Наконец, - ежели что понадобится, зыкни, я тут рядышком буду, - махнул рукой и вышел.

А Илья, повечеряв, растянулся как можно удобнее на коврике, повозился немного, да и уснул, как в яму глубокую провалился. Чего тут особо раздумывать? Тут отдых хороший надобен. Вся сила, вся смекалка завтра понадобятся. Высветит поединок, как ясное солнышко, богатырь он, али так, поговорить-погулять в чисто поле выехал. А "чему быть - того не миновать", это не про него, пока руки оружие держат.

Спал спокойно, без снов. Никто его не потревожил, как и обещался Михей. И дольше спал бы, коли б не шум вне шатра: степняки торопились к месту, где поединку быть назначено. Поутренничал, - Михей, пока он спал, кусище мяса жареного приволок, - остыло уже, ну да ничего, сойдет и такое - луку, кувшин со свежей водой. Придирчиво проверил оружие, попробовал, ладно ли сидит доспех. Подхватил упряжь, вышел, сразу оказавшись будто в муравейнике. Ни на кого не обращая внимания, - под руку не лезут, и на том спасибо, - оседлал коня, кивнул неподалеку застывшему столбом Михею, - ну, чего, мол, веди.

Повел. Илья прежде времени не стал в седло подыматься, сейчас лучше пройтись, поразмяться. Спокойно ему как-то, не то, что толмачу. Тому, сразу видать, не по себе. То ссутулится, то выпрямится, то по сторонам зыркает, то в землю уставится, то ветку сухую осторожненько переступит, то камень наподдаст... Илья же больше по сторонам поглядывает, что и как у степняков устроено, мало ли пригодится. Когда еще вот так в становище к ним попасть придется. Даже и не думает, почему-то, что одолеет его в бою смертном богатырь ихний. Ни силой, ни хитростью. Зато думает, хоть немного, а все осажденному городу передышка вышла - держат слово, не видать, чтоб возле стен копошились. Интересно, где они место выбрали для поединка?

А степняки и не думали особо выбирать. Где окружили его давеча, там и собрались. Площадку собой обозначали. Кто на земле сидит, кто стоит, кто на коне. И не сказать, чтобы много их собралось. Оно не диво - сколько таких поединков одинаково да быстро кончалось; как Михей проговорился - наедет ихний богатырь, прихлопнет супротивника, ровно муху, и все дела. Чего тут смотреть-то? Охота была, ноги бить. Где он, вражина? Не видать...

– Ну что, Михей, проводил, на том спасибо. Пока в сторонке постой, только далеко не уходи. Как одолею аслана, понадобишься.