“Ты понимаешь? Это не то, о чем все говорят, и даже не то, что все чувствуют. Это что-то большее”, — говорили большие глаза цвета лесного ореха.

Он убирал руку, а я отводила взгляд, снова смотрела на свет или вылетающий пар.

Раньше я всегда думала, что люди пребывают в состоянии любви, но чувствуют ее крайне редко. Это было похоже на тонкую нить — последнюю надежду, чтобы вконец не разочароваться в этом мире. Ведь сколько раз я пыталась убедить себя в причастности окружающих меня людей к такой категории! Но нить всегда обрывалась и все оборачивалось ложью и чрезмерной наивностью. И что теперь? Как я могла принять то, что становилось сильнее с каждой минутой, крепло и проникало внутрь, сбивая дыхание? Что-то такое, с чем я не могла справиться, чего я опасалась и тайно хотела. Казалось, лишь прими это, поверь — и все снова рухнет.

— Франческа?

Я повела плечами, стряхивая цепкие, все же ухватившиеся мысли, и растерянно уставилась на парня. Кажется, он что-то сказал? Голос донесся будто издалека, а не в нескольких дюймах от меня. С секунду блондин, будто с интересом, рассматривал мои вопросительно изогнутые брови и блуждающий, не сосредоточенный взгляд, потом, улыбнувшись лишь уголком губ, резким движением вскочил со стула и пересек кабинет.

— Кажется, ты переохладилась, а я и забыл что…— запахнув створку и зафиксировав пластиковую ручку, Тейт обернулся в мою сторону. Белесые брови его были нахмурены, а взгляд, явно избегая моего, пробежался по одиноким, пустым партам.

— Что?..

— Телефон. Мне показалось, у тебя звонил телефон, — сказал он, кивком указывая на сумку, пристроенную на полу около двери, а потом уверенно заглянул в мои глаза. Так, что я засомневалась и сразу отбросила лишние мысли. Может, и правда переохладилась?

Легко соскользнув с парты, на которой сидела, я преодолела расстояние до двери и, подхватив сумку с пола, выудила оттуда телефон. Да, наверное я и правда продрогла, ведь даже маленькое электронное устройство в тот момент казалось почти горячим. Море на заставке мобильного отдавало такой манящей голубизной, что я ненадолго задумалась, покусывая нижнюю губу, а потом, как чувствовала, подняла взгляд. Парень оказался всего в метре от меня. Оперевшись о край парты, он вопросительно кивнул мне. Нехотя я оторвалась от его волос, в которых так удачно отражался свет, заставляя золотую рожь светиться будто изнутри, и вернулась к телефону.

— Это сообщение, — вполголоса протянула я и снова подняла взгляд на Лэнгдона. — Зои спрашивает, где я, и сообщает, что памятное собрание состоится в три.

— Ты не должна идти, — резко сказал он.

— А я думаю, что должна, — я неуверенно кивнула, что-то набирая в ответ подруге. — Только Зои видела меня в тот вечер, как я спешила куда-то… Может, даже видела, что к раздевалкам… Но она ничего не сказала. Никому. Понимаешь?

Характерно противный звук свидетельствовал об пришедшем сообщении. Всегда удивлялась пунктуальности людей! Быстро прочитав всего одну строчку, я набрала ответ и взглянула на блондина. Он даже не шелохнулся — стоял все в той же позе, лишь нахмурив белесые брови.

— Я сказала, что плохо чувствую себя для физкультуры, а она спросила, можем ли мы поговорить… — ответила я на его взгляд и, нервно прокрутив телефон в руках, закинула его обратно в сумку. — Мы договорились встретиться после уроков.

— После собрания?

— Может быть…

— Франческа, зачем тебе идти и слушать лживую лесть этому ублюдку? Все те люди, они только и будут делать, что врать! — сказал он, оторвавшись от парты и шагнув в мою сторону. — Конечно, ты можешь рассказать кое-какую правду…

— Да и могу рассказать, как мы оставили его умирать, — быстро кивая, я старательно пыталась не реагировать на нежные прикосновения к моим плечам, но это было почти непосильно. — Я ведь даже полиции соврала!

— Ради нас! — вдруг резко сказал блондин и, одарив меня каким-то строгим взглядом, убрал руки. — И ты почти не врала: установили, что он умер от передозировки, никто к этому не причастен… Ну, возможно, кроме его дилера.

— Почти, — фыркнула я, совсем не оценив его попытку юмора, и, обогнув застывшую фигуру, направилась к окну.

— Чего ты хочешь, Фрэнки?

На секунду я задумалась, щурясь и вглядываясь в открывавшийся из окна вид. Хотя нет, наверное, я опять-таки смотрела лишь на вездесущий свет, это необъяснимо приятно…

— В шестом классе у меня была подруга с музыкального класса. У её семьи был небольшой домик в Брайтоне, прямо на побережье, и они часто ездили туда на каникулы. Один раз она позвала меня с собой. Отец отмахнулся, сказав, что я могу делать, что хочу, и я поехала, — прикрыв веки, чтобы вспомнить заветную картинку, я умолкла лишь на секунду, пока обманчивая синева не всплыла солеными воспоминаниями. — Никогда не видела ничего прекраснее. Я тогда обгорела и была похожа на лангуста, потому что не уходила с пляжа до заката. Но это была лучшая неделя в моей жизни!

— Я не помню моря, — почти шепотом сказал Тейт прямо у меня за спиной. Я обернулась и с интересом заглянула в эти большие темные глаза, взгляд которых снова был неуловим.

— Обычно оно ярко-синее, сверкающее, необъятное. Под свежим ветром — темно-индиговое, почти шерстяное, точно его гладят против ворса. Иногда же, бывает, оно тихое, светло-голубое с белыми дорожками штиля, — не замечая того, как улыбаюсь, я удивленно отметила, что и парень улыбался, снова обнажая на щеках ямочки.

— Я помню звон, словно бронзой он отдается в оглушенным воздухе, а ударяясь об ушные перепонки, превращается в шелест и рокотливый шепот, — почти восторженно заметил он, ну словно ребенок.