А дальше потянулись будни, в которых было все как обычно. О событиях напоминали лишь пальцы в бинтах, которые я стерла о дверь и нацепляла заноз, и Ким, которая теперь жила у нас: заглянув как-то в гости с целью проведать меня, она больше не смогла выйти за порог. Во-первых, ее не пускала бабушка, которая нашла в девушке отличного собеседника и человека, которому она могла скармливать свои кулинарные шедевры, а во-вторых, ее не пускал дедушка, который так же нашел в девушке незаменимого собеседника, но и отличного игрока в шашки.

В школе моего состояния, когда я молчала и абсолютно ни с кем не говорила, казалось, вовсе не замечали. Возможно, привыкли к моей постоянной отстраненности, а возможно им было просто наплевать. Тут нельзя сказать наверняка.

И даже учитель перестал обращать на меня внимание: он спокойно вел уроки, курил на них, ел на них, издевался над ученицами и учениками по теме и без нее, но не обращал никакого внимания на меня. Даже когда проводил необходимую на каждом уроке перекличку он не называл моей фамилии, просто кидал короткий взгляд на мою макушку и отворачивался обратно.

Такое его поведение должно было как-то расстроить или задеть меня, — конечно, такой демонстративный игнор, это так по-мужски, — но мне было дико все равно. Просто честно плевать на него, и это не могло не радовать, хотя и бесило до безумия. Но злил больше не его игнор и такое отношение ко мне после признания в любви, а то, что он взрослый мужик, а ведет себя как девочка-подросток.

Все вернулось к своей отправной точке, когда его еще не было в моей жизни. Когда еще никто не дарил мне долгие, сладкие и томительные поцелуи в перерывах между уроками.

— Беатрисочка, — пищит учительница истории, которая только-только выпустилась с университета и преподает нам с начала года. Кто ей только диплом дал, такой истинно-натуральной блондинке. — Ты какая-то серая! А давай мы тебя подкрасим?

— Мозг себе подкрась! — раздраженно шиплю я, хлопая ее по руке, которая тянулась к моей голове. — Возможно, сможешь заполнить свой вакуум в голове краской. Чтобы там болталось хоть что-то.

— Беатрисочка, что же ты такое говоришь? — мямлит она, в ужасе прикрывая рот ладонью и пытаясь сдержать слезы.

— Вас никто не просил нянчиться со мной. Лучше за собой следите, потому что я, право слово, недоумеваю, как такую блондинку, как вы, взяли преподавать в элитную школу. У кого надо было отсосать за это?

Она не дослушала. Вылетела из кабинета, громко всхлипывая и шмыгая носом, причитая о том, что хотела лишь помочь и не заслужила такого отношения к себе. Я не считаю себя виноватой. Она заслужила это.

— Что? — спросила я у одноклассников, которые не сводили с меня удивленные взгляды.

— Ты перегнула палку, — сказала Люба, закидывая ногу на ногу и обмахивая лицо тетрадкой.

— А разве тебе разрешали подавать голос? — надменно спросила я, выгибая бровь. — Я не слышала команды «голос», поэтому соедини резцы и не попадайся мне на глаза. Вот и славненько. — Бросила я, перед тем, как выйти из кабинета. Бесило сейчас абсолютно всё и все, а еще хотелось сладкого. Вот его хотелось неимоверно, так что я, как только попала в кабинет Руслана Григорьевича, достала из сумки отданные сегодня Колчанским шоколадки и, развалившись на диване, принялась заедать раздражение.

— Слышь, дикая моя подруга, — Ким бесцеремонно вламывается в кабинет, сразу усаживаясь верхом на облюбованную ранее парту напротив дивана, — ты домой не пришла, и там твоя бабушка паникует. На разведку вот отправила. Так что кончай хандрить и пошли домой.

— Пошли, — кивнула я, аккуратно, чтобы не задевать раны, поправляю платье и спускаю ноги со спинки на пол, — только мне нужно зайти за тетрадкой по развитию речи в кабинет русского.

— А, к этому твоему, немножко нервному? — хихикнула девушка, пританцовывая на месте, пока я закрывала двери кабинета.

— Пошли, там дело пяти минут: тетрадку заберу и все.

— ..И, короче, он запинается о свою же ногу и летит лицом в тарелку с краской, и потом я всю ночь ржала и оттирала ему бензином лицо! — веселится Ким, сквозь мой хохот рассказывая про то, как они с Царёвым делали ремонт в детдоме. — Тс-с, Бят, слушай? — Я замираю, закрывая рот руками и превращаясь в слух. — Это. Стоны? — Удивляется девушка, поглаживая одну из татуировок на ноге. — Охуенно девки пляшут по четыре штуки в ряд! Даже я в школе ни разу, а тут такие смелые! Хотя, уроки же кончились! Пошли посмотрим! — И девушка, не дожидаясь меня, рванула на себя дверь за которой и происходила порнография вселенских масштабов. А я в замедленной съемке наблюдала, как открывается дверь кабинета русского языка. — Вот почему я в свое время не отучилась на учителя? Закончила какой-то там юрфак с красным дипломом, а могла бы трахать горяченьких учителей, что скажешь, Бятик?