– Заткнись, Гэб, и закрой эту чёртову капсулу, - прошептал я.
– Иначе... иначе...

– Ладно, как скажешь, - он запустил усиленный режим очистки воздуха и закрыл капсулу.
– Обычно люди на гормональном пике трахаются, а не треплются. Но ведь у тебя ко мне столько вопросов, и они все такие важные, что ну прямо никак не подождут. Я прав?

– Заткнись, Гэб, просто заткнись!
– чтобы не упасть, я опёрся о крышку капсулы. Мне не верилось, что он так легко уступил. Я пытался собрать мозги в кучу и понять в чём подвох.
– Почему на меня-то это так действует?

– Хреново тебе сейчас, да? Но на ногах всё же держишься, это отлично, - он довольно потёр руки, - значит, с дозой я всё правильно рассчитал. Максимальный выброс гормонов, братишка, тут уже не до прелюдий. Как думаешь, он красивый? Дэйви вот красивый, но по-другому - он холёный, аристократичный. А этот весь какой-то дикий, жилистый, как абориген из джунглей.

– Как ты можешь быть такой бездушной сволочью, Гэб?

– Обижаешь, - он покачал головой и даже всплеснул всеми своими четырьмя руками.
– Я, между прочим, всё это ради тебя делаю.

– Ага, - зло процедил я.

– Ну, ладно, ты меня раскусил. Ради тебя плюс немного мести. Заметь, месть не в приоритете.

– Что ты сделал с Дэйви, чёрт возьми?! Вообще, что за странная херня вокруг происходит?

– Наконец-то!
– Гэб, точно шоумен, щёлкнул пальцами и, указывая на меня, заорал: - Вопросы - это хорошо! Вопросы - это шаг от агрессии к конструктивному диалогу. И тут у меня есть, что предложить тебе, братишка. Во-первых, это, конечно же - барабанная дробь - о-о-о-тветы! А в случае нашего плодотворного сотрудничества... так, дайте-ка подумать, чего же хочет мой маленький Хью больше всего на свете? Может быть, вот этого?

Он присел на воображаемый стул и начал весьма похоже изображать Дэйви за игрой на виолончели, при этом напевая 'Une vie d'amour(17)' из старинного мюзикла.

Это была та самая мелодия, которую Дэйви играл в подземке Де-Мойна. Именно она подарила мне два счастливых года, которые я до сих пор не мог оставить в прошлом.

– Остановись, Габриэль, - я повернул голову и увидел Дэйви. Он выглядел очень бледным, даже несмотря на свою прозрачность.
– Ты ведёшь себя как циничное чудовище.

– Упс... как неловко вышло, - Гэб отбросил прочь воображаемую виолончель и смычок, подошёл к Дэйви и, ухватив его за талию, закружил, продолжая напевать: - Вечная любовь, жить, чтобы любить, до слепоты и до последних дней, один лишь ты, жить любя, одного тебя...

Их танец был похож на маленький смерч, поднявший с земли призрачные невесомые листья.

– Зачем ты так с нами, Габриэль?
– Дэйви обнимал его за шею, доверчиво прижимаясь и позволяя кружить своё бесплотное тело вокруг меня, полностью опустошённого и подавленного. Даже капсула с 'надеждой всего человечества' в этом танце на моих костях смотрелась довольно символично - словно хрустальный гроб с принцем, которого я никогда не поцелую.
– Почему Хью называет меня голограммой? Габриэль, умоляю, скажи мне, что происходит?

– Просто наш Хью очень расстроен, сам не понимает, что несёт, - одной парой рук Гэб продолжал обнимать его, а другой притянул к себе его лицо и поцеловал, так, словно Дэйви был реален.
– Обещаю, любовь моя, он так больше не будет. Скоро всё закончится. Ты ведь хочешь, чтобы Хью был счастлив?

– Хочу, - Дэйви покорно кивнул.

– Потерпишь один день, милый? Двум глупым альфам нужно расставить точки над 'i'.

– Не хочу оставлять вас одних.

– Так нужно, милый. Не беспокойся, мы просто поговорим.

– Обещаешь?

– Обещаю.

Гэб кивнул, и Дэйви в его руках растаял, как сон.

– Ты слышал? У нас мало времени. Поторопимся, братишка. Как насчёт небольшой прогулки на площадь Барфюссер? Мне нужно кое-что показать тебе.

17) Une vie d'amour - (фр.) жизнь в любви.

***

Авиетка немного покружила над площадью, прежде чем мы сумели припарковаться на крыше стилизованного под старину торгового центра. На площади было людно, туристы, как обычно, толпились возле сувенирных магазинов.

– Нам довелось родиться в странное время, Хью.

– И что же в нём странного?

Гэб вдруг неожиданно рассмеялся и, притянув меня к себе, заговорщицки произнёс:

– Скоро сам узнаешь. Обещаю, дальше будет, как говорится, только страньше и страньше. Помнишь изображение с коровой?