Рейгар опешил. Плакать было не в её характере, особенно не стыдясь этого, как сейчас. Это были детские слёзы, смешанные с женскими рыданиями, наполненными горем и болью. В нём начала пробуждаться паника.

— Что? Что такое? — Внутри у него внезапно пробудился страх, что он мог сделать ей больно, и он быстро осмотрел её тело на наличие расцветающих синяков. Ничего не обнаружив, он снова спросил: — Что такое, любовь моя?

— Я не могу так! — воскликнула она. — Каждый день я иду и пытаюсь угодить двору, которому я неугодна, езжу верхом с дамами, которых нахожу невыносимыми, хожу смотреть за сиротами, в комнаты, полные детей, и я… — Она прервалась, растворившись в ещё одном потоке рыданий.

Рейгар обхватил её и перетащил её миниатюрное тело себе на колени. Она всхлипнула и поперхнулась, и он пригладил её волосы и поцеловал её кудрявую голову.

— Тише, Лиа, тише, — наполненным заботой голосом сказал он.

— Из-за этого страдает наш брак, — икнула она после того, как рыдания вновь утихли. Её голос был слабым и болезненным. — Я едва ли говорю с тобой. Мы не разговариваем. Мы едва целуемся и занимаемся любовью. А Джон… — Она вдруг задрожала, и он крепче прижал её, потирая её руки, покрытые гусиной кожей. Лианна подняла к нему голову и взглянула на него из-под мокрых ресниц. Рейгар почувствовал укол жалости к ней. — Я почти не вижу Джона. Только в конце дня я могу его увидеть. Сегодня… Сегодня я виделась с ним за несколько часов до этого, и он обнял и поцеловал меня, и тёрся своими кудряшками о моё лицо. — Она слегка улыбнулась, обрадованная воспоминанием. — Тогда он сказал мне: «Я скучал по тебе, мама.» Я спросила, почему, и он сказал, что просто, просто скучал по мне. «Я хочу больше тебя видеть», сказал он. — Улыбка на её лице сменилась дрожащими губами. — Это мой сын, Рейгар, мой единственный сын.

Прежде чем раздались новые рыдания, Рейгар наклонился и поцеловал её в солёные губы. Она казалась более тёплой и не такой бесстрастной, но всё еще была прохладной.

— Это ненадолго Лиа, — мягко заверил он её, глядя в эти бушующие серые озёра. — После того, как ты завоюешь благосклонность двора, ты больше не должна будешь видеть их так часто. Это только сейчас. — Он надеялся, что эти слова усмирят её, но не тут-то было. Лианна нахмурилась и крепко сдвинула брови, скрестив на груди руки.

— Я никогда не получу их благосклонности, — сказала она с усталой свирепостью. — Они ничуть не заботятся обо мне. Для них я всё ещё Шлюха из Винтерфелла, твоя запятнанная невеста, и они меня не примут. Лорды меня не уважают, а дамы клянутся верностью Серсее Ланнистер. — Её голос сорвался на рычание на этом имени, но Рейгар только представил её великолепный образ в солнечном свете. — Они хотят дурочку. Королеву, подчиняющуюся их воле и опустившуюся до их невежественных шуток. Я не стану той, кем они хотят меня видеть.

Рейгар вздохнул от её упрямости.

— Они хотят видеть не дурочку; они хотят видеть королеву.

— И я дала им её! — в ярости воскликнула она, расширив глаза. — Что ещё мне нужно сделать? Я даю им своё время, свою радость, а они относятся к этому с презрением. Что ещё я должна дать им? — Её ногти впились ему в ладонь, как будто она пыталась просунуть свои мысли под его кожу и заставить его понять. — Позволь мне бросить это. Позволь мне снова любить тебя и Джона, и пусть они высмеивают и ненавидят. Я пыталась узнать их, а меня за это презирают. Я молча снесу это. — Она подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза, и её черты были охвачены мрачностью, какая редко у неё бывала. — Они не хотят меня королевой. Ничего не изменит это.

Рейгар поцеловал её, заглушая её печаль. Её губы ощущались неподвижными и несчастными. Когда он отстранился, её глаза были открыты, такие же огорчённые, как прежде.

— Ты поклялась мне, что попробуешь, — пробормотал Рейгар. — Не так ли?

Лианна моргнула и опустила голову, пряча лицо.

— Да, — хрипло прошептала она.

— Тогда попробуй. — Он положил палец на её припухшую нижнюю губу и начал нежно поглаживать. — Пусть они полюбят тебя.

— Они не могут любить меня. Они не полюбят меня. Я больше не хочу, чтобы они любили меня, — решительно сказала она. — Я хочу, чтобы они меня боялись. — Её голос сочился необычной гордостью того рода, что заставляет у иного человека бежать мурашки по спине.

Рейгару оставалось только заморгать от удивления откровенностью её ответа. Королевы не предназначались для устрашения; они должны быть любимы и обожаемы, о них должны фантазировать все мужчины и женщины как об образцовой жене. Страх был для воинственных королев, сражавшихся в битвах и сжигающих деревни дотла, чтобы добыть свой титул. Как Рейнис и Висенья, как Нимерия и Рейнира. Рейгар посмотрел на Лианну, спрашивая у неё ответа; она не билась ни в одном сражении, но они были в её голове и сердце. Такие битвы никогда не были известны в качестве основания для страха. Так о чём Лианна думала?

Пытаясь призвать её к голосу разума, Рейгар сказал:

— Лианна, милая, страх пусть придёт позже. Сейчас же… — Он провёл пальцами ей по спине, как она больше всего любила, и она содрогнулась в его руках. — Пусть они полюбят тебя. Я знаю, ты сможешь.

— Но… — начала было она возражать, но умолкла. Вдруг она вырвалась из его объятий, залезла под одеяло и повернулась к нему спиной. — Замечательно, — сказала она механическим, ровным тоном. — Я буду продолжать стараться.

Рейгар подавил вздох.