Шрифт:
На пятой луне на животе появилась выпуклость, обещавшая вырасти ещё. Пять лун и двадцать пять дней — это был самый длинный срок её беременности после Джона. В тот день она проснулась на белых простынях с ноющим животом, что означало ещё один приступ утренней тошноты и рвоты, и с жаром в щеках, показывающим, что кровь всё ещё бежит по её венам. Этого было достаточно для неё, чтобы расслабиться, чтобы насладиться красотой и тяготами материнства, пока Рейгар через несколько дней не заверил её с самыми добрыми словами.
— В твоих глазах свет, — прошептал он ей на ухо в один вечер. Она свернулась у него на груди, в то время как он мял кожу у неё на спине, успокаивая боли. — Этот ребёнок должен жить, чтобы увидеть его. — Лианна тогда как-то дико заплакала; восторг захватил её сердце и обратил её всю в радость.
На седьмую луну это перестало быть секретом. Лианна видела, как двор ахал и глазел на её заметный живот, собравшись по кучкам и обсуждая его судьбу. Тем не менее, ядовитые слова на их острых языках стали для неё вдруг ничем более, как шумом на заднем фоне: наличие жизни внутри неё заглушило их. Лианна размышляла о младенце, именуя его и переименовывая для обоих полов; интересовалась, будет ли он похож на неё, или, что ещё лучше, на своего отца. Однако всякий раз, когда Лианна воображала себе малыша, казалось, она не могла увидеть ничего, кроме милой улыбки и пальчиков, пытающихся схватить её. Сердце её трепетало от этой картины, заставляя жаждать этого ещё больше.
Помимо того, что ребёнок давал непонятную радость, он приносил с собой небывалое чувство надежды. Мир вокруг Лианны вдруг стал казаться ей менее мрачным, менее жестоким. Сжигающая зависть, которую она чувствовала при рождении у Неда ещё одного ребёнка около года назад, теперь казалась не такой острой и почти совсем ушедшей. Для неё теперь младенец внутри неё стал всем; жизнь, что создала она вместе с человеком, которого любила.
Этот человек с каждой уходящей луной становился любезнее, нежнее, романтичнее. Он начал звать её в свой кабинет, чтобы узнавать о её состоянии и прогонять поцелуями хмурость с её лба. Ночью он протягивал руку к её круглому животу и длинными, изящными пальцами бренчал песни для их малыша. Когда они были вместе, Рейгар говорил нежным, мягким голосом, и прежде всего — заботливым, что напоминало Лианне об их времени в Дорне. Тогда Рейгар был более страстным, обжигая её огнём, поглощавшим их обоих. Пламя это всё ещё было, но колеблющееся; и его проблески, проблески того прежнего человека светились сквозь трещины льда, образовавшегося между ними.
Младенец изменил всё это, и многое другое. В первую очередь он позволил Лианне пропускать свои придворные обязанности. У неё появилось больше времени, и никто не требовал, чтобы она вернулась к своим обязанностям королевы. В величайшем послаблении она видела своего единственного сына, маленького Джона, ждущего её посещений каждый день.
Сегодня она была в его комнате; из детской он переехал на четвёртые именины. Она была больше и лучше подходила для растущего мальчика. Джон быстро привык к ней и восхищался своей грандиозной кроватью.
На время, когда она приходила к нему, он оставлял постель и сидел у неё на коленях. Джону нравился её большой живот; он обхватывал его своими ручками, влажно целовал её платье и шептал ему, как если бы ребёнок уже родился. Лианна запустила руку в его вьющиеся волосы, в то время как он продолжал бормотать её выпуклости братские слова, согревающие ей сердце.
— У меня будет сестра? Или брат? — спросил он её с вопросом в серых глазах.
— Я не знаю, мой сладкий, — сказала Лианна, тепло улыбаясь. — Кого бы ты хотел?
— Брата, — ответил он, потом сделал паузу, наморщив лицо в детской задумчивости. — Сестру. А можно обоих?
Лианна рассмеялась, поцеловав его кудрявую голову.
— Может быть, любимый. Может быть.
Идея близнецов взволновала её. Она могла только представить себе восторг Рейгара, вознаградивший её, если бы она дала ему двух принцев (или принцесс) вместо одного. Одна мысль об этом изогнула её губы в улыбке. Звук шагов обозначил чьё-то присутствие. Подняв голову, Лианна обнаружила стоящую в дверях женщину, старую даму по имени Анья, назначенную отвечать за её встречи.
— Моя королева, — с реверансом встретила её женщина. — Ваша матушка хочет видеть Вас.
Рейла? В последний раз они разговаривали несколько лун назад, и то кратко: она поздравила её с беременностью. После этого случая её свекровь вернулась к своему одинокому бдению в покоях, мало разговаривая и ещё меньше — видя. Несмотря на удивление, Лианна не могла отказать, однако несколько рассердилась на то, что так скоро вынуждена оставить сына. Неважно, подумала она. Тогда я увижусь с ним попозже.
Джон, словно почувствовав её намерение уйти, встал с её колен, но не раньше, чем поцеловал её в щёку.
— Увидимся скоро, мама, — сказал он своим милым тонким голоском. Поцеловав его кудрявую голову, Лианна оставила его.
Покои Рейлы были далеко, так как располагались они в необычном месте — Девичьем Склепе. Для всех было загадкой, почему она выбрала себе место столь закрытое и уединённое, подвергая себя одиночеству. Она не возмещала его даже посещением королевского двора, как бы ужасен он ни был. Лианна знала, что она редко покидала свои покои и что единственными её посетителями были её дети. Причины такой изоляции свекрови были выше понимания Лианны. Она всегда чувствовала, что Рейгар знал подробности, но, несколько раз спросив его об этом, она натолкнулась на довольно холодную реакцию.