– Перевертыш твой братец, - холодно проговорил Ладимир, - На луну глянь и подумай, отчего захворал.

– Ларьян-батюшка, - всплеснула руками Румяна.
– Стоян, ты слышал?

– Слышал, - отозвался муж.
– Говорил я тебе, что неправильный парень.

Я подала Ладимиру кружку горячего отвара. Из каких трав и порошков тот был сделан - не понять. Разве ж ведун расскажет! Только смотришь на него - будто светится, а запах так и прошибает, пряно-горьким отдает. Вдохнула, а вроде как и сама напилась вдоволь.

– Пей, - приказал он Осьмуше.

Парень передернулся и отвернул лицо.

– Пей, сказал.

– Что ты ему суешь?
– встряла Румяна.

– Зелье. Чтоб не перекинулся.

– А разве поможет?
– робко спросила я.

Ладимир едва не спалил меня взглядом.

А что ж тут такого? Слыхала я, что такое зелье есть, да только мало помогает. Сказывали, будто темный дар перевертышей вовсе замедлить можно, усыпить.

– Пей, не то своих же погубишь, - жестко проговорил колдун.

Осьмуша злобно сощурил глаза. Кулаки его сжались так, что костяшки на пальцах побелели.

По спине моей вмиг холодок прошелся. Что-то страшное и неотвратимое будто за спиной стояло, надвигалось и не обойти его.

– Ладимир, - прошептала я, - луна...

Она уж почти в зенит вошла.

– Пей, - сам зарычал ведун.

По лицу Осьмуши пробежала странная рябь. Будто волной по коже. Пересилив себя, он сделал несколько глотков.

– Все пей.

– Да что ж ты его мучаешь?
– выкрикнула Румяна и выбила из рук Ладимира кружку.

– Ах, ты, злыдня пропащая!
– ругнулся он.

Драгоценный отвар, способный помочь парню, расплескался на землю.

– Вот дура-баба! Что ж ты ручищами своими лезла?
– закричал Стоян.

– А чего он брату моему отраву давал?

– Да саму тебя отравить мало!

– Молчать!
– закричал Ладимир.

Я стояла, едва дыша. Смотрела, как Осьмуша поднялся на ноги, весь будто передернулся и громко закричал. Не просто закричал, застонал, завыл. От голоса его у меня душа в пятки ушла.

– Все назад...
– проговорил Ладимир.

– Забавушка, пойдем, - Стоян потащил ничего не понимающую девочку за собой.

Ладимир выхватил из-за пояса длинный нож, зашептал что-то и воткнул его в землю, как накануне делал.

– Не выпущу его из круга, - проговорил.

– Он перекинется?

– Не должен.

Я невольно назад отступила.

Горящие гневом глаза Осьмуши смотрели прямо на меня. То замер он, то вдруг будто судорога по телу прошлась. Выгнулся, взвыл и упал на колени. Метнулся в сторону и будто его отбросило назад. Круг, очерченный Ладимиром, не выпускал перевертыша наружу.

– Что делать нам?
– спросила я, цепенея от страха. Не думала, что в мире такие страшные вещи делаться могут.

– Ждать. Луна зайдет, он вернется.

Луна...ярко она на небе светит, прямо греет своими лучами перевертыша. А тот мечется в круге невидимом, как в клетке и наружу не может вырваться.

– Ладимир, выдержишь?
– прошептала я, заметив, как по виску его каплю пота ползет.

– Выдержу.

А сам все шепчет что-то. Уперся рукой в землю, будто силу свою ей отдает. Глаза его совсем другими стали, потемнели, поволокой подернулись. Помогла бы, да не умею.

Взглянув на Осьмушу, я вскрикнула невольно и, на всякий случай, ножичек свой достала из кармана да сжала крепко. Отвар, что дал ему ведун, сделал свое дело да не до конца - все дурная Румяна виновата. Обращаться наш перевертыш стал. Не до конца, лишь наполовину. Клыки да когти появились, зрачки расширились, а лицо будто и не человечье уже.

– Да что ж ты творишь, колдун треклятый?
– грозно прокричала Румяна и, вырвавшись из рук Стояна, подскочила к нам. И как только сумела, коровища такая?

Схватил она нож, да и выдернула из земли.

– Отдай мне!
– кинулась было я, чтоб выхватить его у дурной бабы. Неловко толкнула ее, а та наземь и повалилась.

По коже моей будто холод прошелся.

Обернулась медленно, а Осьмуша меня так и сверлит взглядом.

– Беги, Вёльма, - только и шепнул Ладимир.

Не чуя ног под собой, рванулась я куда-то вперед, в чащу незнакомого мне редкого леска. Темнотища кругом, ветки так по лицу и хлещут, а следом неперекинувшийся перевертыш бежит.