– Идем, Вёльма, нечего тут, - потянула за руку Варвара.

Люд столпился на площади, где высился темный помост. Темным он был оттого, что злая сила вокруг скопилась. Того и гляди раздавит, к земле прижмет, навалится и головы поднять не даст.

Я оглянулась на Варвару. Та стояла и будто ничего не замечала - не видела и не чуяла.

Как вывели стражники гарнарца, я вовсе глаза зажмурила и невольно уши руками зажала. Отчаянные крики донеслись до меня со всех сторон. Просьбы о спасении, злой смех, вопли боли, проклятия вслед виновным. Смешались они с криками людей.

– Убить его, супостата треклятого!

– Смерть басурманину!

– На кол злыдня!

– Шкуру с него содрать!
– завизжала толстая баба в красном сарафане.

– Голову его собакам!

– К ушедшей его!
– сотрясал клюкой старик.

Я стояла, чуя, что голова вот-вот расколется на мелкие части. В ушах звенело, глаза слезились будто от едкого дыма, а по телу такая дрожь бежала, что и передать нельзя.

– Вёльма? Вёльма!

Варвара взяла меня за плечи и тряхнула.

– Чего это ты?

– Не могу, Варварушка, - прошептала я, стирая с лица слезы.
– Все они будто зовут, все кричат, не могу не слышать...

Чародейка только покачала головой.

– Всем тяжело вначале, когда дар просыпается. После уж привыкнешь, замечать перестанешь.

– Разве можно?

– Можно?

– Научи, Варвара.

Она неодобрительно на меня посмотрела.

– Рано еще. Да и не я должна... Ты, Вёльма, только скажи им, что не станешь слушать, не станешь отвечать. Только к живым прислушивайся, о духах не думай. Они не умолкнут, а тебе мешать перестанут. Сможешь?

Я часто закивала.

Духи... Знала я сказки о них. Говорили старики, что кругом те. Куда ни глянь, в какое место не приди - везде духи. Видят и слышат их лишь те, кому дар особый положен. Остальные лишь верить могут.

Не замечают люди оборотной стороны. А она у всего есть. У монеты золотой, что гербом княжеским отмечена. У платья расшитого - выверни на изнанку, и узоры уж не те. У луны-девицы, что второй свой лик от земли-матери прячет. У терема узорного - войдешь, а внутри пусто. А у яви нашей - навь.

Звучали все еще в моей голове крики их. Кто-то даже по имени звал. Окружили меня, невидимые, того и гляди за руку кто дернет. Да только не смогут.

– Не слушаю я вас. Отойдите. Не слушаю. Не слышу..., - зашептала я.
– Помоги мне, Вела-вещунья. Протяни свою длань, не оставь.

Толчея среди люда сделалась невыносимой. Все так и стремились увидеть, как супостата поганого убьют. Князь ему легкую смерть обещал да народ недоволен остался.

В толпе нескольких сбили с ног. Бабы визжали, ругались на мужиков, мол, те за них не заступаются. Нищий в оборванной рубахе вскочил на телегу и, указывая пальцем в небо, стал выкрикивать что-то о гневе богов и близкой беде. Двое молодцов - стражников поспешили снять того и увести, не доводить народ до греха. В такой час лучше промолчать бы юродивому.

– Всех! Всех вас ушедшая обнимет!
– кричала нищий, когда его тащили прочь.

– Ох, батюшки, ох, сгубили все...
– причитала молодая баба с короткой, кажется, недавно обрезанной косой.

Вдруг стало тихо. Прозвучали краткие слова приговора.

Я подняла глаза, стараясь не слышать духов.

Гарнарец безумно улыбался. Лицо его будто судорогой исказилось. Только в глазах так и плескался бешеный страх. «Как зверь загнанный», - подумалось мне на миг. Показалось, задержись чуть палач и закричит он, завоет, упадет на колени и станет плакать.

Смерти все боятся. Воины, что мечтают в битве сгинуть. Старцы, что по домам сидят. Князья, купцы, чародеи - все страшатся мига, когда врата в навь им откроются. Не знают ведь, что за ними ждет.

Гарнарский воин опустился на колени, последний раз поднял глаза к небу и что-то прошептал. Своим богам видать помолился. А после легла его голова на плаху, сверкнула сталь острой секиры, высоко занесенной палачом, в луче солнца, вынырнувшего из облаков.

Раздался никому не слышный крик. Не духов, те умолки. Гарнарец, чья душа, сейчас металась, неслышно вскрикнул - лишь мы с Варварой и слышали.

В тот миг, как секира опустила, струей брызнула кровь. Алая и густая. У всех людей такая кровь. Тяжелые капли упали на доски помоста, отчего те побагровели больше обычного.

Над толпой пронесся гул. Часть люда сразу же стала расходиться.

– Пошли, Вёльма, - обняла за плечи Варвара.
– Будет тебе на сегодня мучиться.

Я послушно зашагала. Лишь на миг оглянулась.

Голову гарнарца подняли, насадили на копье и оставили на площади. Пусть видит народ, что нет пощады нашим врагам.