– Вот как? – под маской скуки таилась подлинная заинтересованность: – Вы, очевидно, знаете о нем больше, чем я. Даже не спрашиваю – откуда.

– Когда он возродился, я видел на кладбище могилу его отца, – полуправда лучше, чем ложь, – и решил узнать о семье Риддлов больше.

– Похвальное стремление, – он поверил или не желал вникать в генеалогию. – Вам нужно что-то еще?

Гарри искал подвох и не находил. Грейлиф был безукоризненно вежлив, держался покровительственно, ни словом, ни жестом не выдал того, что на душе. Это нервировало и загоняло в тупик – сквозь пальцы ускользал, словно гладкий атлас, тот образ, который успел сложиться у Гарри в голове.

– Почему вы мне помогаете? – выпалил, устав ломать голову над секретами, в которые Грейлиф был закутан надежней, чем в мантию-невидимку. Грейлиф сел в кресло, сцепил руки на согнутом колене и впервые взглянул Гарри прямо в глаза.

– У нас с вами был общий знакомый, – сказал Грейлиф небрежно, словно речь шла о погоде за окном, – который, будь он жив, очень огорчился бы, не помоги я вам.

– Вы знали моего отца?

Грейлиф усмехнулся.

– Знал.

– Но вы общаетесь со Снейпом? – месяц назад Гарри и в голову бы не пришло употребить слова «Снейп» и «общаться» в одном предложении.

– Мы не были друзьями. Учитесь смотреть шире – я ведь не говорил, что речь о Джеймсе Поттере.

Пауза затянулась. Грейлиф поднялся, еще раз трижды помешал зелье по часовой стрелке и накрыл котел оловянной крышкой.

– Вы имели в виду Сириуса? – эту Гарри поначалу отмел как невероятную – никто, кроме друзей, членов Ордена Феникса и Дурслей не знал, что Гарри поддерживает контакт с беглым преступником. Его оправдали посмертно – Дамблдор использовал связи в Министерстве и добился пересмотра дела. Гарри это казалось бессмысленным, бумага с тиснеными серебристыми буквами и массивными печатями не могла вернуть Сириуса, а что до запятнанного имени – не осталось никого, носящего фамилию Блэк.

– Хотел бы я, чтобы он был частью моей семьи, – улыбка у Грейлифа была печальная. Такая искренняя, что Гарри даже засомневался – не ошибся ли, решив, что Грейлиф двуличен, увертлив и лжив?

– Я тоже, – признался Гарри и смутился, – ну, хотел бы. Я его почти не знал.

– Я, как выяснилось, тоже, – Грейлифу, очевидно, было неловко устраивать вечер воспоминаний. – Когда он поступил в Хогвартс, мы почти перестали видеться. Разница взглядов, увы.

– Вы были на стороне Волдеморта?

Грейлиф воспринимал бестактные вопросы как должное, словно ничего другого от Гарри и не ждал. Это подогревало интерес.

– На стороне победителей, – поправил он. – Не будь вашего… подвига – мы были бы правы.

– Я спутал вам планы? – казалось, он напился зелья доверия и потому легко расспрашивать полузнакомого человека, признавшегося в том, что поддерживал Пожирателей. Грейлиф был слишком прямолинеен – даже будь он близким другом Сириуса, незачем было откровенничать перед Гарри, яро выступающим за свержение Волдеморта и ненавидящего его всеми фибрами души.

– Только не мне. Я уехал из страны сразу после окончания школы и отголоски войны, набирающей в то время обороты, еще пару лет тревожили умы жителей деревни, где мы поселились. Это было мутное, застойное болото – наш приезд был самым значительным событием за последние полвека. Помимо безопасности нам с женой ничего не требовалось, – Гарри взглянул на его левую руку: светлый обод незагоревшей кожи на безымянном пальце.

Грейлиф бросил, как собаке голую кость, крупицу информации, не пояснив как удалось выбраться на континент, оставив теряться в догадках об истинной причине отречения от Волдеморта. О последнем Грейлиф сожалел – стал бы он иначе уважительно звать Волдеморта Лордом и возвращаться в разгар новой войны?

– Но вы вернулись в Англию совсем недавно? – Грейлиф внимательно посмотрел на него, и Гарри пояснил: – Вы говорите с акцентом. Это малозаметно, но Сириус, после того как провел год в бегах, тоже разговаривал так – словно иногда вспоминал некоторые слова. И выговаривал их преувеличенно тщательно.

– Верно, – сказал Грейлиф – и взгляд у него был как Снейпа – пронзительный, едва ли не препарирующий. – Я нигде не задерживался подолгу. – Он поднялся и достал из шкафа чашки и заварку, водрузил на подставку медный чайник, зажег огонь под ним. – Не откажетесь от чая, мистер Поттер? Ваша наблюдательность и способность к анализу меня заинтриговали, признаюсь. Я ожидал встретить совсем другого человека.

– Поменьше слушайте Снейпа, – буркнул Гарри. Он размышлял – не добавил ли Грейлиф незаметно в чашки сыворотку правды, и как отказаться от угощения, если на грубость тот не реагирует. Принюхался к аромату чая – не все приятно пахнущее было безвредным, Принц, помнится, писал, захлебываясь словами, о зелье, вызывающем кишечные колики, которое имело вкус малины.

– О, в его длинном списке эпитетов, вас характеризующих, дважды повторялось слово «самоуверенный», трижды «наглый», а сколько он твердил про то, что вы лезете на рожон, не слушая старших – со счета сбился, – Гарри улыбнулся. Грейлиф принял деланно сокрушенный вид. – И я убедился, что во многом он прав.