– Вы издеваетесь? – стать игрушкой деверя Беллатрисы – могла ли Гермиону ожидать участь хуже?

– Отнюдь. Рудольфус Лейстрейндж, каким я его знал, не стал бы мучить кого-то ради собственного удовольствия.

– А по приказу?

– Зачем спрашивать, если знаете ответ?

«Потому что я хочу, чтобы меня разубедили». Лестрейндж пытал родителей Невилла – а Грейлиф его защищал, в этот до крайней степени абсурдный поступок верилось с трудом. Звал Волдеморта Лордом – так делали Пожиратели. Говорил о сбежавшем из Азкабана преступнике с ностальгическими нотками в голосе. И не аппарировал на Зов – значит, у Грейлифа не было Метки.

Казалось, только вежливость мешала ему указать Гарри на дверь. Гарри поднялся, прокашлялся и нарушил тягучую как сироп паузу:

– Профессор, то заклинание щита, о котором вы говорили на прошлом уроке…

Грейлиф кивнул, дав понять, что помнит, о чем речь.

– Учебника, который вы посоветовали, нет в школе.

– Вы первый, кто говорит мне это, – сказал Грейлиф очень тихо. – Я готов предоставить вам этот учебник. И другие, если вас действительно интересуют именно защитные заклятья, – он смотрел на Гарри в упор.

– Тогда я буду вам очень благодарен.

– Зайдите вечером в среду.

Гарри попятился, не разрывая зрительный контакт, и медленно, точно завороженный, кивнул.

– Я приду.

***

Гриффиндорская гостиная была полна народу – разговоры велись вполголоса, как в доме, где лежит мертвец. Несколько человек проводили Гарри взглядами, остальные не обратили внимания. Кэти Белл, сидящая в кресле у камина, плакала. Деннис Криви, забившийся в угол дивана, икал, обхватив острые коленки; Колин неловко притулился младшему брату под бок. Гарри отмахнулся от расспросов подскочившей Джинни и поднялся в спальню шестикурсников.

– Герой пришел, – заметил Рон, валявшийся на кровати и играющий с кистями бордового полога. Это должно было прозвучать с насмешкой, но при одном взгляде на Рона пропадало желание шутить. И спорить не хотелось – страшное известие притушило весь душевный пыл. – Знаешь уже, да? – удрученно спросил Рон, поддевая пальцем пыльный бархат.

Комната была подозрительно чиста, несмотря на разбросанную одежду и книги; с тумбочек исчезли перья, пергаменты, надкусанные яблоки и прочие мелочи, свидетельствующие, что их владельцы обосновались всерьез и надолго.

– Дина отправили на вокзал из директорского кабинета, – сумрачно сказал Рон. – А Симуса встретил дядя у ворот Хогвартса.

– Но они же вернутся?

Невилл, бессмысленно перекладывающий вещи в сундуке, засмеялся надтреснуто и невесело.

– Бабушка сказала, раз Дамблдор не обеспечивает безопасность учеников, мне лучше посидеть дома.

– Счастье еще, если школу не закроют. Мама сказала, что заберет нас завтра – меня и Джинни. Ты тоже можешь поехать – Нора большая.

Гарри переводил взгляд с одного на другого – он шел сюда, полный пусть и не самых радужных, но все же планов, а ему предлагают…

– Вы так просто сбежите?

– Ну придумай что-нибудь, умник, – Рон принялся раздергивать кисти на отдельные нити почти с остервенением. – Ой, извини, забыл – у нас же была другая умница, которую – вот незадача! – сейчас трахают в подворотне Пожиратели! – он перешел на крик. Невилл вздрогнул – в эпицентре конфликта он, верно, чувствовал себя былинкой, подхваченной ураганом, – и продолжил укладывать вещи.

– И ты собираешь сдаться? – Гарри повысил голос, чувствуя как смятение уступает место гневу. – Удрать, поджав хвост, к мамочке под юбку? Гермиона была твоим другом!

– И твоим тоже. Но тебя не было, когда этот урод схватил ее за горло и послал в меня Ступефай, – Рон опустился на пол и, откинув крышку сундука, бросил туда мятую мантию. Бессильно сжал кулаки и стиснул зубы – до скрежета, до хруста.

Разговор необходимо было увести в сторону, мысли о том, что приходится переживать Гермионе, были тягостными и потому невыносимыми. Вряд ли озвученное Роном имело место быть – если Гермиону действительно хотят обменять, ей не причинят вреда. Муки совести грызли как голодные звери – он должен был оказаться рядом с Гермионой, ведь ни один Пожиратель не стал бы возиться с маглорожденной, попади Гарри в его поле зрения. Это были несбыточные мечты, утопически-сладостные – а в реальности оставался Рон, которому надо выплеснуть злость, и Невилл, с его робкой симпатией к Гермионе, всегда за Невилла заступавшейся. Все упиралось в проклятое «если».

Гарри, тщательно подбирая слова, упомянул о сцене в больничном крыле и о поведении Грейлифа.

– Расскажи обо всем Дамблдору, – Рон швырнул футболку на пол и с размаху плюхнулся на кровать.

– Он не станет меня слушать, – в этом была своеобразная горькая ирония – тот, кому доверял, отворачивался от него, а Грейлиф, намеренья которого по-прежнему оставались неопределимыми, без колебаний согласился помочь. Даже не зная истинной подоплеки просьбы. Гарри сделал зарубку на памяти – узнать причину этой невиданной щедрости.