Теперь это слышали все: гул землетрясения, движение земной коры под ногами. Полог шатра колебался, движимый порывами холодного воздуха, и тень ползла, закрывая солнце и марая голубой бархат неба в непроглядную тьму.

— Оставайся в штабе! — прокричал мне Шэн, впиваясь в плечо.

— Но…

— Это приказ!

Я всхлипнула и, развернувшись, поплелась к блиндажу. Туда же двое альтарцев тащили орущего Ченга: мальчишка выворачивался, пробовал кусаться и выл, как мартовский кот.

— Пустите! — орал он. — Я тоже пойду! Я умею! Постреляю, гадов!

— Мал еще, — пыхтел один из солдат и встряхивал Ченга за шкирку. — Сиди и носа не высовывай!

Увидев меня, презрительно усмехнулся, а мои щеки покрылись румянцем.

Задира и драчун, значит? Адъютант альтарского посла, значит? Сопляк, которому место в штабе, пока другие проливают кровь.

«Вы не можете рисковать жизнью Оракула, госпожа», — напомнил мне Умник.

— Знаю, — ответила я и опустила лицо. — Моя бедная девочка… мы выстоим, правда?

Я погладила живот, и щеку мне пощекотал теплый ветер. Я приложила к щеке ладонь, словно дотронулась до моей малышки. Конечно, она спит, и видит во сне пшеничное поле и всадников, несущихся, как лавина.

Я снова обернулась, холодея. На горизонте было черным-черно, воздух полнился лязгом и грохотом, тоскливо пели трубы. Кто-то дернул меня за рукав, и я обернулась, встретившись глазами с хмурым Фа Дэ-Мином.

— Бережет тебя брат, не так ли? — осведомился он, глядя на меня исподлобья и опираясь на трость.

— Бережет, — отозвалась я.

Лицо капитана исказилось в мучительной улыбке:

— И я пропускаю битву… снова.

— Вы еще не оправились от ранения, капитан Фа, — заметила я.

— Грустно быть калекой и неудачником, — ответил он.

Я рассеянно ответила ему:

— Не везет в войне, повезет в любви.

И тут же со стороны послышалось визгливое:

— Окружа-айу-ут!!

Выдернув мушкет, я отпрыгнула и обернулась.

Чернота теперь приняла вид гигантской подковы, занявшей половину неба. Лавина текла не только впереди, но и сбоку. Воздух гудел, земля под ногами тряслась, где-то уже слышались первые выстрелы.

«Да сколько же их там?!» — мысленно воскликнула я.

«Легион», — мрачно ответил Умник.

Голодные, сверкающие алыми глазами, жадные до крови, черные всадники походили на тучи саранчи. И эта саранча неумолимо неслась на лагерь.

Первый выскочил прямо из-за блиндажа.

Я услышала только, как заверещал Ченг. Потом послышались хлопки выстрелов, остро пахнуло порохом. Черный скакун с выпирающими ребрами взлетел на крышу блиндажа, точно у него были крылья. Я запрокинула голову и увидела, как из круглых раздувающихся ноздрей вырывается белый пар. Всадник привстал на стременах, его фигура, облаченная в латы, казалась слишком огромной, чтобы принадлежать человеку. Огромной и худой — так мог бы выглядеть Кощей из русских сказок. А лица у всадника не было: вместо него клубилась чернильная тьма, в которой злобно вспыхивали алые угли.

Я вскрикнула и выстрелила.

Отдача ударила в плечо.

Конь всхрапнул и привстал на дыбы. Кто-то выстрелил рядом. Я видела, как пули входят в тощую грудь скакуна и… проходят сквозь него, не встречая никакой преграды. Еще выстрел! Всадник лопнул, как наполненный чернилами шар. Я зажмурилась и прикрыла голову, пытаясь уберечься от летящих во все стороны брызг. Но ничего не почувствовала: и конь, и всадник растворялись в воздухе черным туманом, над головой кружил пепел и медленно оседал в траву.

— Это… это какая-то магия, — пробормотал стоявший рядом Фа Дэ-Мин. Его мушкет дымился: скорее всего, второй раз выстрелил он.

— Да, — ответила я, кладя ладонь на грудь и ощущая под формой спасительный кулон. — Это магия.

Потом черная лавина накрыла лагерь.

«Как их остановить? — прокричала мысленно я, обращаясь к духам. — Как остановить этих тварей?»

«Мы не знаем, госпожа, — виновато ответил Забияка. — Мы никогда не сталкивались с ними раньше».

«Мы не знаем, госпожа, — повторил Умник. — Но можем защитить вас».

Второй всадник вылетел прямо на меня. Я вскинула мушкет и прицелилась, и в тот же миг меня вдруг окутало полупрозрачное белесое облако. Так бывает, когда выходишь из парилки: пар клубился вокруг меня, переливался, как мыльный пузырь, и то здесь, то там в этом пузыре вспыхивали то рубиновые глаза Забияки, то сапфировые Умника.

Конь ударил по пузырю копытом.

Я видела, как из моей импровизированной защиты тут же выросли шипы. Конь заржал — не так, как ржут наши земные лошади. Это ржание походило на скрип несмазанной телеги, на звук, с каким гильотина опускается на шею преступника. Пронзительный, отвратительный звук!