– Ну, я, - сказал Подкрышен, даже не пытаясь скрыть своего раздражения.

– Нюхаешь?
– тихо спросил Пребыстровский.

– С чего ты взял?
– возмутился Эмилий.
– Просто зашел... покакать.

– Не ври, я все видел в дырочку.

"Вот так, - с горечью подумал Эмилий.
– Вот вся наша местная Европа сразу и кончилась..."

– Слушай, Подкрышен, поделись, а?
– торопливо продолжил невидимый Пребыстровский.
– Очень нужно, честно. Я заплачу прямо сейчас.

На колени Эмилия шлепнулся презерватив, заполненный скрученными зелеными купюрами.

– Да как ты...
– возмутился Подкрышен.
– Да как ты смеешь, мерзавец?!

Он схватил презерватив двумя пальцами и, брезгливо скривившись, перебросил его обратно. Пара задних полуботинков сорок пятого размера быстро переступила на месте - по-видимому, посылку поймали.

Эмилий выскочил из кабинки и бросился к рукомойнику. Струя воды исправно потекла на его руки, но она почему-то казалась теперь очень тонкой и недостаточно горячей.

– Ну, Подкрышен!
– ревел Пребыстровский дурным голосом из кабинки.- Не жлобись! Будь человеком!

– Переебьетесь!
– закричал Подкрышен, выбегая из туалета.
– Чтоб вам не увидеть экономического возрождения Содома, скоты!

Он даже не высушил ладоней и теперь торопливо шел к центральному залу, вытирая руки носовым платком.

– Совсем оборзели, сволочи, - бормотал он.
– Скоро начнут свои носы в чужие карманы просовывать прямо на улицах, страстотерпцы блин, и еще хорошо, если только носы!

– Ваш ключ, - выкрикнул, подбежавший к нему центурион.

– Вот ты здесь стоишь, - раздраженно сказал Подкрышен, принимая ключ от номера, - а у тебя в сортире два патриция в очко лупятся!

– Римским законом это не возбраняется, - невозмутимо ответил центурион.
– Лишь бы не при детях, а римские дети сюда и не ходят. Аве.

– Аве. Так они еще и к другим патрициям там пристают с неприемлемыми предложениями!

– Это тоже не возбраняется.

"Формально он прав, - подумал Эмилий, отбрасывая портьеру, - но ведь и приличия какие-нибудь тоже надо же соблюдать. Ведь далеко не все черные дыры ведут в уютные европейские норы".

Эмилий быстро прошел к столу и сделал большой глоток из бокала.

– Адя!
– сказал он, хлопнув себя ладонями по коленям.
– Может, пойдем уже, а?

– Сейчас, - ответила Аделька.
– Я вот эту корзинку еще не пробовала.

За соседним столом вдруг поднялся тучный старый патриций в клетчатом смокинге.

– Господа, - сказал он, покачиваясь и пьяно улыбаясь,- а что же мы сидим в тишине, как неродные? Давайте-ка лучше прямо сейчас устроим караоке на вылет! Ой, мо-о-ороз, мо-о-ороз, не мо-о-орозь ме-е-еня!

– Пойдем, - сказала Аделька, быстро возвращая пирожное на верхнюю полку вазочки.

Глава XII

Встреча под балдахином

Восемнадцатый номер состоял из короткого коридора, ванной комнаты и спальни. Теннисная сумка уже лежала на тумбочке под прикрученным к стене зеркалом.

– Я в душ, - сказала Аделька и исчезла за тонкими филенчатыми дверями.

Как только щелкнул замок ванной комнаты, послышался громкий стук в дверь.

– Мы ничего не заказывали!
– раздраженно крикнул Подкрышен, копаясь в сумке.

– Впустите!
– глухо донеслось с той стороны.
– Умоляю, впустите! Дело идет о жизни и смерти неплохого человека!

– Что еще за черт, - тихо сказал Эмилий и открыл дверь.

На пороге стоял толстячок в надорванном на спине грязном сером смокинге, с сильно исцарапанным и покрытым синяками лицом. Он не смотрел на Подкрышена, а сильно вывернув шею назад, пялился на едва различимые в полумраке коридора двери лифта.

– Впустите, - сказал он, не оборачиваясь.
– А то меня сейчас убьют.

– Да не могу я вас впустить, - возмутился Подкрышен.- Я с дамой.

– Ну и что? Я в ванной тихо посижу до утра, впускайте же меня скорее!

– Не буду я вас впускать! Меня самого никто никуда не впускает.

– Впустите, я очень богат, я вам утром много-много денег отдам.

– Ну, довольно! Обратитесь к дежурному центуриону или я не знаю - позвоните в МЧС, наконец!
– воскликнул Эмилий и захлопнул двери.
– А еще называются самым приличным заведением в городе. Безобразие!