Шрифт:
– Кто там?- спросила Аделька из ванной.
– Это сервис!
– крикнул Эмилий.
– Не отвлекайся, дорогая.
Он вдруг подумал, что недурно было бы как следует осмотреть номер на предмет различных неожиданностей.
Подкрышен быстро прошел в спальню, где из мебели были только огромная кровать под тяжелым бархатным балдахином две тумбочки и низкий столик для легких пред и послепостельных фуршетов. Этот номер постоянно использовался Подкрышеном для встреч с Аделькой, и он точно знал куда нужно смотреть. Эмилий быстро подошел к окну, резко раздвинул и снова задернул шторы, а затем присел и заглянул под кровать.
Все эти предосторожности были совсем не лишними, так как однажды, во время одной из первых их с Аделькой встреч, причем в самый неподходящий момент из-под кровати вылез пьяный патриций и безнадежно испортил им прекрасный романтический вечер. Тот патриций всего лишь спросил у Эмилия "сколько время?" и сразу уполз из номера, но романтический настрой после такого было уже не вернуть.
Но сегодня все вроде бы было в порядке. Подергав зачем-то за шнуры балдахина, Эмилий успокоился и начал переодеваться. Он вывалил на кровать кроличий костюм, снял пиджак и начал расстегивать пуговицы рубашки. Обычно, уже во время переодевания он чувствовал прилив сил, бодрость и приходил в прекрасное расположение духа, но сегодня ничего подобного не происходило.
"Зря я не отменил эту встречу, - вдруг подумал Эмилий с грустью.
– Нужно было наплевать на сибаритство и остаться дома. Ох, чувствую, опозорюсь сейчас... Но что же делать? Теперь поздно включать заднюю передачу, нужно продолжать. Или я не стоик? А может, пока есть время, попытаться заполнить пустоту хорошей двушечкой? Всю прелюдию поломали эти башмачники... сыны фиолетового порока, бля... но сюда им не пробраться. Так и сделаем, пока зайка купается".
Эмилий быстро, как солдат первого года службы, сбросил с себя цивильную одежду и облачился в костюм кроля. Все предметы были прекрасно подогнаны по его фигуре и сидели на теле безупречно. Огладив двумя руками большой белый хвост, Подкрышен открыл тумбочку и начал запихивать в нее свое повседневное нижнее белье. Вдруг его внимание привлек белый квадратик на эластичных черных трусах.
– Сенатор, - прочитал Эмилий надпись на квадратике и вздохнул.
Ему вдруг представился Юлий Цезарь в таких же вот черных трусах, выступающий на форуме перед другими сенаторами, облаченными в те же туалеты, только бежевого цвета. "Какая пошлость, - подумал Эмилий.
– И вот так везде. А ведь от этих трусов рукой подать до презервативов "Член Совета" или даже комплекта гигиенических прокладок "Парламент". Неужели они ничего не видят? Нужно в законодательном порядке, запретить использование некоторых высоких слов с корыстными бизнес-намерениями. Причем - срочно. Отсутствие национальной идеи так и прет из всех щелей. Так и прет. Впрочем, в таких нарядах им хотя бы кинжалы негде прятать будет. Хотя, с другой стороны, современные сенаторы найдут, где спрятать свои кинжалы в случае чего, с них станется".
Закончив с переодеванием, Эмилий достал заветную папиросницу и пересел на противоположный конец кровати, поближе к окну. Он быстро закачал в ноздри по двушечке, но второпях вдохнул слишком глубоко, поэтому пришлось несколько раз сжать и отпустить пальцами нос. Облегчения не наступило, но на глазах почему-то выступили обильные слезы.
– Так, - прошептал Эмилий.
– Ладно. Тогда - трешечку. Я тебя сегодня обязательно заполню, проклятая пустота!
– А где мой кролик?
– послышался за спиной веселый голос Адельки.
– Чем он там занимается без своей зайки?
Эмилий обернулся. Аделька стояла перед кроватью и смотрела на него с любопытством. Кроме свободного короткого пеньюара и пары кружевных белых чулок на ней не было ничего, только над ее головой покачивалась пара небольших заячьих ушек розового цвета.
"До чего же хороша, - подумал Эмилий, рассматривая Адельку.
– Просто Афродита. Вернее - Венера. А кролик тут все никак со своей пустотой не справится, понимаешь..."
В лучшие времена, Подкрышен уже весь был бы охвачен огнем страсти, но сегодня все шло кувырком, круп проклятой черной зебры надежно загораживал от него проход через райские врата.
– А почему кролик плачет?
– спросила Аделька, еще раз тряхнув ушками.
– Он сегодня что-нибудь натворил?
– Да, моя прекрасная госпожа, - сказал Эмилий, шмыгнув носом.
– Кролик сегодня много набедокурил. Он сегодня целый день творил косяки и вообще - вел себя очень-очень плохо.
– Кролик плохой?
– спросила Аделька.
– Да, - подтвердил Эмилий.
– Плохой. Очень плохой.
– Придется его наказать.
– Конечно.
Эмилий осторожно положил папиросницу на тумбочку, взял небольшую белую плеть, подошел к Адельке и, опустившись на одно колено, сказал:
– Накажи меня, моя госпожа.
Эта плеть была совсем не страшной на вид, скорее даже декоративной, она прилагалась к костюму в качестве бесплатного подарка от фирмы-изготовителя, но постепенно стала у них чуть ли не главным романтическим атрибутом. Обычно, протягивая Адельке эту белоснежную плеть, Эмилий чувствовал себя, чуть ли не главным сибаритом Боброва, но вот сегодня...
– Ну, что же, - сказала Аделька, принимая плеть.- Придется как следует наказать гадкого кролика.
Вдруг Эмилий ощутил сильнейший приступ жалости к самому себе. Он быстро прижался к Адельке, обхватил ее руками за колени, прижался к ее животу лбом и горько зарыдал.