лённо и с большим интересом посмотрела на Антонину

Хана, словно увидела её впервые.

– Зачем? Они у меня в голове. Я сочиняю для тебя.

– И стихи сразу можешь сочинить?

– Ничего нет проще.

– Вот это да! Антонина, ты - большой талант!

– Да нет. Тренировка.

– Продолжай держать голос. Звучание голоса стано-

вится более убедительным. Слушаю твои стихи, - тоном

приказа произнесла Хана.

– Хорошо. Попробую... О творчестве будет как нельзя

более кстати:

От безликости ряда причин -

В единичку самосознанья,

Из далёкости стынь-величин

Неопознанности мирозданья -

Чудо голоса - внутренний слух

Звуком тянущим, грудью морскою,

Бестелесностью - нежности пух -

Еле слышен, влечёт за собою;

Ниспадающей дымкою с гор

И ползучим туманом в низине -

Воркованья незлобный укор.

Истекают истоком причины,

Проявляя желанный узор -

Домотканый невинен ковёр.

– Здорово! Браво! А можешь ещё? - потребовала

Хана, не веря своим ушам.

– Это, как ты поняла, о творчестве, - повторила Ан-

тонина.

– Красиво о творческом процессе. Так машина не со-

чинит.

– Машины почище сочиняют и быстрее.

– А мне не нравятся, как они сочиняют. Сложно, но

бездушно.

– Согласен. Здорово выпендриваются эти машины.

– Что ты сказала? Антонина! Почему ты перешла на

мужской род? В наказание - сочиняй ещё и не забывай

про тембр голоса.

– Прости, сбилась с роли.

– Не забывай. Это очень для тебя важно. Будем трени-

роваться дальше. Слушаю.

– Один момент. Сейчас, сейчас... Вот это:

Назойливо, тягуче и плакуче,

Предчувствуя иное бытиё

Всплывает не оформлено, зыбуче

Творимое тобою - не твоё.

И резкостью наводки, как в бинокле,

Предстанет Афродитою нагой

Иль дамою прекрасною в пролётке...

Увидишь - ходишь сам не свой.

Живительность картин сетчатку глаза,

Как краски по холсту, пьянит красой.

Слова и глаз - точней от раза к разу,

Берись за кисть, перо и жизнь воспой!

К творцу приходит свыше вдохновенье.

Поэт - слагает стих. О радость воспаренья!

Хана была более чем удивлена - потрясена! Однако в

её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что

эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроиз-

водятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказа-

ла прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не

обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:

Немея, создать тишину

Противу - немого закона.

Любимице рифме войну -

Дерев засыхающих крона...

Невнятно и робко - гул строф.

Освоенность духа - паренье

Снимает легчайший покров,

Вострится ушное уменье.

Прогалиной, талым снежком,

По кромке ледка - недоверье,

Но буквы - наклонно рядком

В порыве встают вдохновенья.

Так мастера кисть завершает мазок,

Так издали слышен пастуший рожок.

И сразу, без перерыва:

Трудно выстоять в выверте дней,

Не унять от раздумий тоски.

Тёмных красок палитра видней.

Злости выверт. Безумны мазки.

Замирает душа. Неказист?

Бег куда? От другого - к себе?

Припадает к земле жухлый лист -

Не мятежность, но верность судьбе.

И раздумий - тягчайше кольцо.

Выбор сделан. Сомнения - прочь.

Ветер осени. Краска - в лицо.

Бесконечною кажется ночь.

Хана завороженно слушала. Антонина продолжала:

Оно ещё не сказано. В пластах,

Спелёнатое... Странно и плакуче