Он сходил в большую комнату за пиджаком. Две женщины, кажется, из той троицы, что ночью чистила картофель и лук, сидели там, одинаково подперев кулаками щеки и уставясь в стену над выключенным телевизором. С появлением Марека у них появился новый объект внимания. Пока он копался в своих вещах и собирал документы, их взгляды ползали по нему, как насекомые - любопытные, но безобидные.

– Извините, - сказал им Марек, подхватив сумку.

Пиджак - на предплечье. Документы - во внутренний карман. Не попрощаться он не смог, скрипнул кухонной дверью.

– Мам, я вернусь.

– Марек...

В голосе не было запрета, только упрек. Вскинулись пальцы - мама перекрестила Марека, будто накладывала стежки. Ото лба до пупка и слева направо. Так и ходи.

Небо хмурилось.

В воздухе чудилась предгрозовая муть, напряжение и лиственный шелест. Порывами налетал ветер.

Марек одел пиджак.

Улица была пуста. Если бы Марека попросили подобрать эпитеты, выражающие состояние этой пустоты, он связал бы ее с тревогой и затаенной болью. За окнами мерещились силуэты, застывшие в ожидании сигнала. Прозвучит он - и дома лопнут по ширине подъездов, меча людей наружу, будто икру.

– Дядя Марк!

Вынырнув из какой-то щели, к нему подбежал мальчишка, командир из песочницы, выразивший Мареку при знакомстве свое неудовольствие от заграничного имени. Штанины брюк его были закатаны выше колен.

– Славка?

Мальчишка вытянулся перед Мареком.

– А дядю Андрея, правда, убили?

Соврать в настороженные серые глаза Марек не смог.

– Да.

– Натовцы?

– Патруль.

– Ненавижу!
– выдохнул мальчишка, сжав кулаки и становясь похожим на Мальчиша-Кибальчиша из сказки.

Он развернулся.

– Погоди, - сказал Марек, глядя на босые ноги Славки.
– Вы что, за забор пошли?

– А это не ваше дело!

– Славка!
– крикнул Марек.

Но мальчишка уже скрылся под навесом и, кажется, юркнул за дощатую стенку с поленницей. У бетонных блоков растерянно топталась полная женщина в длиннополой куртке. Выйти наружу она не могла - путь ей преграждали барьер и двое солдат в темной натовской форме. За спинами их стоял 'Хамви' с нацеленным в сторону домов пулеметом.

– Что здесь?
– спросил Марек.

– Не пускают, - со вздохом ответила женщина.

– Почему?

– Так боятся.

– Вас?

– Видимо, и меня. Никого не пускают.

– Эй!
– Марек просунулся над заградительным щитом.
– Я хочу выйти!

Один из солдат, лениво повернув голову, показал ему средний палец.

– F...ck off. Get out.

Марек вытащил карточки документов.

– 'European Daily Report'! I'm a reporter!

Солдат отлепился от стены.

– Really?

Он со скептической ухмылкой выцепил из просунутой пачки пластиковый прямоугольник европаспорта, отливающий голографическим значком, с интересом повертел его в пальцах и понес к 'Хамви'.

– Sir.

Стук в стекло вызвал жужжание стеклоподъемника.

– Sir, here is reporter.

Из глубины затененного салона всплыло острое лицо в темных очках. Оно что-то неразборчиво спросило, солдат сунул в окно европаспорт. Марек увидел, как мигнул огонек портативного сканера. Повинуясь жесту из 'Хамви', второй солдат оттащил барьер в сторону. Марек юркнул в узкий проход.

– Тварь какая, - выдохнула ему в спину женщина.

– Простите, - сказал Марек.

В 'Хамви' сидел молодой парень в звании второго лейтенанта. Он прочитал Мареку на английском целую лекцию об опасности определенных районов города, тем более, что они специально для тупиц обложены бетонными блоками. В этих районах, кивал он на дома, Марек Канин мог бы пропасть бесследно. Это же рассадники террористов и партизан, и, если бы ему, лейтенанту Джейкобу Паланго, было позволено, он бы с чистой душой выжег там все. Потому что русские в своей упертости будут почище вьетнамцев и северокорейцев. Наверное, где-то наравне с кубинцами и иранцами. Ненависть к цивилизованным Америке и Европе у них в крови. Как у всяких ущербных отморозков. Это как-то связано с 'холодной войной'. Ни доброго взгляда, ни расположения к тем, кто их, ублюдков, собственно, защищает тут от Москвы и от пограничных республик, здесь не дождешься. Нет, жечь всех, не взирая на пол и возраст. Но ради журналиста-идиота, увы, никто не стал бы организовывать военную операцию, даже если тому удалось дозвониться до полковника Пристли и женским голосом зарыдать в трубку.

– Вы очень рисковали, - сказал лейтенант.
– У этих людей, которых вообще-то и людьми-то назвать сложно, отсутствуют понятия о порядочности. Пока мы держим их на прицеле, они тихие. Но стоит только отвернуться, они выстрелят в спину.

– Я хотел убедится, - сказал Марек.

Офицер протянул европаспорт.

– Убедились?

– Не совсем.

– Скажу вам откровенно, - подвинулся к окну лейтенант, - мы ждем провокаций, потому и перекрыли выходы из района. Наши тут шлепнули одного из докеров, ну местные и возбудились. Я бы на вашем месте ходил, оглядываясь. Ублюдкам, быть может, поймать европейского журналиста будет даже предпочтительней, чем кого-то из нас.