– Черт!

Соломин застыл и зажмурился, соображая. Потом торопливо набрал короткое сообщение на вытащенном из куртки телефоне.

– Так, - повернулся он к Мареку, - у вас есть, где спрятаться?

– Дома.

– Господи, Марек, я говорю - спрятаться, а не сидеть и ждать! При облаве, извините, гребут всех от четырнадцати до шестидесяти, и разбираются с ними уже в участках. Иногда люди сидят в КПЗ до двух недель.

– С какой стати?

Соломин махнул кому-то в дальнем дворе. Ему махнули в ответ.

– У нас по другому не бывает, - сказал он, пожимая Мареку руку.
– Все, еще увидимся. Извините, взять вас с собой не могу.

Из пространства между домами выдвинулся микроавтобус и, тяжело переваливаясь на колдобинах, описал широкую дугу. Соломин торопливо зашагал к нему. Где-то в стороне блокпоста коротко, словно примеряясь, рявкнула сирена.

Соломин побежал. Куртка вздулась у него на спине. Он забрался в микроавтобус в аккурат под разлившийся в воздухе звонкий и мертвый голос:

– Граждане! В вашем районе проводится полицейская операция! Просим соблюдать спокойствие, приготовить документы и не препятствовать представителям власти и миротворческого контингента.

Марек ощутил странное движение в груди. Где-то, видимо, в генетической памяти сидела ненависть к таким объявлениям.

Помнишь? Помнишь?

– Русские солдаты! Сдавайтесь! Вы окружены. Горячая еда, теплая и сухая одежда, медицинская помощь ждут вас в ближайшем немецком полевом госпитале.

Зубы сжались - не разжать.

Микроавтобус, набирая ход, покатил к дальнему проезду. Гроб с Андреем вывозили той же дорогой. Только Марек удивился - разве там не додумались перекрыть?

Вдалеке, на пустыре, появились маленькие черные фигурки людей. Появились они и между домов. Несколько 'Хамви' и грузовиков держались за ними. Воздух дрожал выхлопами.

Снова заревела сирена.

Марек пошел в дом. Сухой треск автоматной очереди заставил его повернуть голову. Уже? Облава с убийствами?

Обеспокоенная мама встретила его на пороге:

– Что там?

– Полицейская операция.

Из кухни выглянула Дина.

– Нам надо спрятаться!

– У меня - европаспорт, - сказал Марек.

– Дурак! Они разбираться не будут!

– Да-да, сынок, - закивала мама.

Вдвоем они потянули его в загиб коридора, к вделанной в стену кладовке.

– Сюда?
– удивился Марек.

На полках кладовки спрятаться было негде. Марек с трудом представлял, что он там вообще поместится. А отбивать место у банок с краской и сердито белеющего сливного бачка хотелось еще меньше.

И, можно подумать, сюда, конечно, не догадаются заглянуть!

– Так, давай-ка!

Мама принялась вынимать банки, подавая их Мареку. Одну, другую, третью. У него не хватало рук.

– Мам.

– Составляй на пол.

Дина выбежала на кухню - смотреть, как близко подошли миротворцы. Голос с предложением соблюдать спокойствие бился в окна.

Марек заторопился. Банки звякали и пытались вырваться из пальцев. Он громоздил их одну на другую. Олифа. Лак паркетный. Снова олифа.

– Пошустрей, Маричек.

– Мам, нас здесь не спрячешь, - сказал Марек, принимая россыпь отверток, пилок для лобзика и гаечных ключей.

Дзон! Донг! Все, конечно же, раскатилось по полу.

– Ох, руки дырявые.

Ацетон. Туалетная бумага. Какие-то обрезки дерева.

– Так, отцов инструмент сам сними, - мама отступила, выглянула из-за его спины.
– Дина, что там?

– Пока далеко!
– крикнула Дина.

Марек стащил с полки прилично тяжелый чемодан со сверлами и электродрелью.

– Теперь полки, - сказала мама.
– Они легко выйдут.

Марек подергал доски.

– Что-то никак.

– Вверх.

– Вверх?

Он подбил перекладины. Средняя полка вышла сразу. С нижней и верхней пришлось повозиться - пространства было мало, и доски вставали враскорячку, упираясь то в потолок, то в набитые бруски.

– Так, теперь смотри.

Мама оторвала боковую, заклеенную обоями стенку. Открылась узкая дыра - продолжение кладовки, уходящее выступом в ванную комнату. Марек как-то и не придавал значения этому выступу раньше.