Мира был на этой ярмарке лишь раза два, не больше, а вот для Каннилы это было впервые, тем более и на День Рождения, поэтому она таскала его за собой по всем прилавкам, примеряла все одежды, которые нравились, и пробовала всё, что видела впервые и не только. В красные волосы она, чтобы соответствовать общей атмосфере, вплела искусственные белянки, наделённые магией тем же ароматом, что и настоящие, и радовалась этому, наверное, сильнее, чем вообще всей ярмарке.

Мире шутил, что в жизни столько не видел, как с ней, и Каннила наигранно надувалась, пытаясь казаться обиженной, но почти сразу широко улыбалась, забывала о несуществующей обиде и тянула его дальше.

Они остановились в одной из тех таверн, в которой посчастливилось найти место и которая была не такой грязной и бедной, как многие оставшиеся. Девочка первая забралась в ванную, объясняя это тем, что ей дольше голову мыть и сохнуть, а Мира устроился за небольшим столиком и заказал им ужин. И решил следка разыграть "малявку", чтобы она не расслаблялась после его двухдневного безотказного настроения.

– Маля-а-а-а-вка, - протянул он неспешно и очень, очень расстроенно, когда услышал плесканье в ванной, с каким она обычно выходила из ванны, - а в меню сегодня нет рагу.

Ему показалось, или в ванной и вправду что-то упало? В любом случае, Мира, который и так едва сдерживался, чтобы не сказать "шутка", чуть не расхохотался, когда дверь приоткрылась, и из-за неё показалось бледное лицо с всколоченными мокрыми волосами.

– Как так - нет?

На её лице было столько неподдельного страха и удивления, столько детской наивности, что порыв появился снова, но Мира сдержал себя и грустно покачал головой.

– Прости, малявка, надо было заранее разузнать об этом, но я, - он для придания эффекта чуть сгорбил плечи, - что-то не подумал об этом.

Каннила снова скрылась за дверью, послышалось пыхтение, с которым она обычно натягивает на себя вещи, и вот уже в комнату ворвалось яростное пламя свечки - маленькое, горячее, яркое.

– Да как так-то!?
– громко возмутилась девочка, мечась от одной стены до другой.
– Что это за таверна такая!?

Её волосы, всё ещё слишком мокрые, чтобы иметь настоящий цвет, метались за ней, опадая на хрупкие плечи тёмными волнами, и Мире почти до скрежета зубов захотелось остановить её и прижать к себе, вдыхая знакомый запах, но - шутку надо было доводить до самого конца, иначе смысла всё это затевать не было.

– Это несправедливость какая-то!
– продолжила Каннила, не глядя в его сторону, и он позволил себе улыбнуться уголками губ.
– Это просто вселенская несправедливость! Чем они кормят посетителей!? Чем вообще их привлекают, если в их рационе нет самого главного - рагу!?

Мира всё-таки не выдержал и засмеялся в голос, откидываясь на спинку стула. Девочка, вынырнув из своих мыслей, застыла посреди комнаты и, часто моргая, уставилась на него. И такая, взъерошенная, красная в цвет своих волос, всё ещё слишком худая и маленькая, она выглядела слишком мило.

– М-мира?..
– запнувшись, негромко спросила она и побледнела.

А он не мог перестать смеяться, потому что, как оказалось, её любовь к рагу была настолько бесконечной, что доходило до абсурда.

Каннила перевела взгляд с него на стол, и лицо её вспыхнуло едва ли не ярче по цвету, чем красное пламя волос. Глаза тоже изменились, из льдисто-напуганных стали льдисто-яростными, режущими, словно зимний мороз, вьюжными, неистовыми.

Серия ударов по голове не заставила себя ждать. Мира и не думал обижаться - всё-таки он едва не испортил ей День Рождения своей невинной шуткой, так что несколько шишек на макушке - небольшая плата.

Ужин, как и ожидалось, прошёл в молчании. Каннила настолько обиделась, что даже привычной радости не высказала по поводу всё-таки принесённого рагу; настолько, что даже показательно не сложила руки на груди, отвернувшись; она всего-навсего спокойно попивала чай и смотрела в стену позади него, и в этом спокойствии было слишком много напряжения даже для их обычной перепалки.

Сильно виноват, признал Мира, про себя вздохнув - очень сильно. И стоило вообще придумывать эту шутку? Он ведь знал, что именно рагу для неё - самое любимое. А ещё он мог бы догадаться, что в такой важный для неё день не стоило вообще думать о шутках, но - боги преисподней - что-то дёрнуло его, и это было даже не желание взбодрить её.

Напряжение искрило в воздухе. Квас в его кружке давно закончился, как и чай в её, но никто не встал и не сказал ни слова. Лицо Каннилы было похоже на застывшую маску, и Мира, наконец, не выдержав этого, поддался вперёд, вытянул руку над столом и взлохматил ей волос так, как делал это всегда.

Реакции не последовало - она даже не отмахнулась, и он понял, что дело совсем худо. Поэтому взлохматил ещё раз, потом ещё и ещё, и делал так до тех пор, пока в её глазах не мелькнул гневный огонёк; до тех пор, пока она, взбесившись, не отбила его руку.