— Зачем приезжал Теки? — ещё раз шмыгнув носом и устыдившись этого непроизвольного и некрасивого шмыга, спросила Лив. — Это касается меня? Они видели?

Джонг был невероятно задумчив и рассеян. Казалось, он молчал целую вечность, глядя куда вдаль, поверх головы Лив, когда наконец-то (девушка уже собиралась прервать сама это затянувшееся молчание) произнёс:

— Теки... Ах, да. Он видел тебя, но сейчас это уже не самое важное...

— То есть, как?

— На Ириде стали происходить странные дела, Лив.

Он впервые назвал место их обитания Иридой. Но Лив так испугалась даже не его словам про странности, а растерянному тону, который прозвучал в его голосе, что на это событие даже не отреагировала.

— Это как? Что за новости? — голос прозвучал жалобно.

— Не бойся, — Джонг спохватился, что сказал лишнее. — Тебе в данный момент ничего не угрожает. По крайней мере, сейчас у меня есть все возможности, чтобы защитить. Но...

Лив замерла, ожидая, что последует за этим «но». Джонг вдруг схватил её за руку, крепко сжал.

— Но что-то происходит на высоком уровне. Теки близок ко двору, и он сказал это. Монахиня...

— Монахиня? — Лив впервые услышала о том, что тут существует какая-то власть.

— Да, тревога идёт от неё. Началась непонятная мобилизация во владениях замков. А юххи... Они перерывают все городские трущобы, и даже начинают вторгаться в поместья.

— Почему? — Лив внутренним, ещё никогда не подводившим её чутьем, поняла, что происходит что-то действительно из ряда вон выходящее.

— Ходят слухи, что сбежал.... Нет, это невозможно, но народ упорно говорит о сбежавшем хансанге. Вернее, о том, что это ещё не случилось, но вот-вот случится. Говорят об измене в одном из замков Ириды. И юххи явно готовятся кого-то искать. Конечно, банхала, выжившего. Причем, с несвойственной им яростью.

— Это плохо?

— Это непривычно. Никогда на моей памяти не поднималась такая паника на Ириде. А непривычно — это плохо.

Лив попыталась выдернуть свою ладонь из рук Джонга, потому что он, сам того не замечая, давил уже больно. Но парень только ещё крепче перехватил её пальцы. И продолжал:

— Волнения несут в себе хаос.

— Да уж, — поддакнула Лив. — В волнениях нет ничего хорошего. Они могут привести к революции, а это — море крови и кучи жертв. И поломанных судеб.

— Волнения смешивают краски, — сказал Джонг. — Нарушают границы владений. Взбунтовавшийся цвет... Мы можем держать его границы какое-то время, но если волнение идёт от королевы, мы бессильны.

— И что? — Лив не понимала.

— Подумай, что получается, если несколько красок смешать в одну?

— Грязь? — недолго думая, выпалила Лив.

— Да. Причем та грязь, которую ничем не смоешь.

Тут Джонг словно опомнившись наконец-то посмотрел на девушку. Он заметил, что крепко сжимает её ладонь, быстро отпустил руку и покраснел. Ну, так показалось Лив, потому что сумерки уже совсем опустились на землю, заполнили собой ветер между ними, и четко отследить изменения его лица, она, конечно же, не могла. Просто показалось. Она почувствовала волнение, наполнившее Джонга, но это уже не была тревога о судьбах Ириды. В сумерках она услышала, как колотится его сердце и вдруг с удивлением подумала: «Я ему...».

— Мне очень хочется тебя защитить, — сглотнув невысказанные слова, ставшие поперек горла, произнёс парень. — И больно от мысли, что с тобой что-то может случиться. Словно ты... Словно ты — часть меня.

Джонг, кажется, был поражён своими словами не меньше, чем Лив. Она собиралась ответить что-нибудь, но тут же почувствовала приближение Маджонга. Тёмный шел незримый в темноте, и даже на расстоянии чувствовалось, что он был вне себя от бешенства. Лив выскочила из беседки и, стараясь, не столкнуться с мрачным хансангом, побежала в замок. Она и так все больше и больше боялась Маджонга, а теперь столкновение с ним казалось просто катастрофой.

Ей придётся с ним столкнуться, конечно. Только пусть это будет уже завтра. Или... когда-нибудь.

Впрочем, и на следующий день, и на последующий, девушка толком не общалась ни с одним, ни с другим. И эти дни уже не казались Лив столь безмятежными, хотя она как прежде жила принцессой на Ириде. «Этот мир не для нежных», — звучал в ней мамин голос в предутреннюю пору, и она просыпалась от него. Ничего хорошего этот голос не сулил.

Лив поднималась с половины сдвоенной, огромной кровати, на которой ночевала одна, и думала о том, что вот-вот нужно предпринимать какие-либо действия. Впрочем, сейчас начало этих действий не зависело от неё, что раздражало ещё больше. Она словно опять была закрыта некой непонятной ей волей, как в поселке лесорубов. Пусть и без ужасных монстров, и с горячей водой, которая была к её услугам круглые сутки, и кучей всяких кремов, и в красивом платье. Но как можно было наслаждаться сказкой, в которую она попала, если не было никакой возможности по своей воле выйти из заколдованного круга?

Настроение ухудшалось ещё и потому, что Джонг-Маджонг эти дни пропадал где-то с утра до вечера. Разум увещевал, что у хансангов непременно должны были быть какие-то дела, но чувство одиночества лелеяло в душе слабые ростки обиды. Обижаться было глупо, да. Но так оно и было.

Весь день Лив проводила в обществе бесшумной Нан-Сунан, которая появлялась то тут, то там, хлопоча по хозяйственным делам в замке, безмолвно, как привидение. Лив пробовала несколько раз заговорить с ней, но женщины, одновременно поджав губы, проходили мимо. Девушке казалось, что если бы они могли, то прошли бы сквозь её тело, выражая своё такое полное презрение.