К вечеру приезжали уставшие Шинга, и даже светлый Джонг был настолько вымотан, что практически не мог говорить. Он тяжело улыбался, бросал кидающейся к нему с надеждой Лив: «Все идёт по плану, но пока новостей для тебя нет», и закрывался в своей общей спальне с Маджонгом. Но явно происходило что-то не очень хорошее, и это касалось не только Лив, вернее, касалось её только в общем контексте. В воздухе поместья витало ощущение непонятной и невидимой для девушки беды.

***

Накануне трагедии Лив с удивлением слышала, как Джонг-Маджонг говорят между собой. Она стояла вечером на балконе, на котором теперь проводила основную часть своего ничем не занятого времени, мечтая и пробуя размышлять, когда услышала стремительный свист, который всегда сопровождал приближающихся найтеу. Затем свист стих. Лив разогналась, чтобы спуститься к ним вниз, но вдруг услышала голос тёмного Шинга. Она застыла, вслушиваясь в слова, которые звенели в ночной тишине.

— Нужно думать о зелени, — хрипло сказал Маджонг, — и о Монахине.

Лив напряглась сразу, потому что хансангам совсем не нужно было прибегать к голосовой речи, чтобы пообщаться друг с другом. Зачем, почему они сейчас говорят вслух?

— Но она в опасности. Государство или жизнь одного человека, неужели не ясно, в какую сторону нужно склонить чашу весов, — возразил ему Джонг.

Раздалось сердитое сопение мрачного. Наконец он произнёс:

— А не кажется ли, что эти порывы — суть желание сделать её своим хансангом? Ты бы хотел, чтобы она, а не я....

— Ты с ума сошел! — вскричал возмущённо светлый, и эти стальные нотки в голосе были настолько чужды и непривычны для него, что Лив стало ещё страшнее. — Это невозможно.

— Подумай хорошенько о том, что на самом деле ты хочешь сделать невозможное возможным. И подумай об этом без меня.

Судя по громко хлопнувшей двери, Маджонг зашел в замок вне себя от ярости. Звук его шагов гулко отдавался в тишине огромного пространства парадного коридора и затих в районе спальни. Лив осторожно выглянула во двор, чуть свесившись за каменные перила. Поникший Джонг гладил своего найтеу в свете огромных двойных звёзд, которые за полным отсутствием привычной для Лив луны освещали двор. В одном из таких пятен света и стоял печальный светлый хансанг, не двигаясь с места. Казалось, что сейчас он разбивается на множество осколков, и в эту страшную минуту никого нет рядом с ним. Растерянный и беззащитный. И хотя Лив не понимала до конца причины такой странной размолвки, она почувствовала свою вину за неё.

Глава 4. Город не видит девичьих слёз

Найтеу резко замедлил свой стремительный полет. Лив, судорожно вцепившаяся в кудлатую гриву и не поднимавшая головы весь путь, наконец-то чуть расслабилась всем вросшим, казалось, навечно в коня телом и поняла, что их трио достигло цели. Девушка осторожно приподнялась, чувствуя, что по спине разливается тепло, передаваемое ей Джонгом. Она обернулась, и через упавший на глаза капюшон попыталась посмотреть на своего спутника и на местность, куда они прибыли. Джонг подмигнул ей, он казался довольным и в хорошем расположении духа.

Лив удостоверилась, что всё идёт так, как ему положено идти, выпрямилась окончательно, и оглянулась по сторонам. Капюшон сползал на глаза, а «доспехи» делали её очень неуклюжей. Это была мягкая, но тяжёлая походная одежда, которую напялил на неё светлый хансанг, напихав ещё каких-то тряпок между телом и явно большим ей обмундированием. Лив ворочалась в них, как полусонный медведь в берлоге в самый разгар зимней спячки. Приходилось мириться с этим неудобством, чтобы хоть издалека, силуэтом напоминать Маджонга. Сейчас Оливия изображала одного из хансангов, и это была единственная возможность выбраться из замка, чтобы встретиться с Саввой.

Вчера Джонг ворвался в комнату как вихрь, даже не постучав для приличия, схватил её, закружил, прокричал нараспев:

— Есть! Кое-кто напал на след твоёго воробья. Его видели, видели в городе!

Лив задохнулась от бешеного кружения и неожиданности, попыталась что-то спросить, но лишь хватала ртом ставший тесным воздух. Хансанг понял, что переборщил с выражением радости, отпустил Лив, немного смутившись. Она, с трудом переведя дух, прохрипела:

— Где?

— В городе. Совершенно одинокий воробей, он наделал шуму и шороху! Его пытались поймать, но птица оказалась на редкость шустрой! Упорхнул даже от королевских птицеловов твой Савва.

У Лив подкосились ноги, всё тело стало невероятно слабым, обмякло, она даже скорее не села, а упала на кровать. Неужели?! Неужели она и в самом деле на верном пути, а те подсказки, которые ей дал сумасшедший изобретатель, не бред больного разума, а, в самом деле, выход из нелепой ситуации? Призрачное спасение, которое даже не маячило вдалеке, а было просто размытым пятном, вдруг прямо на глазах становилось реальным, обретало плоть, кровь и цель.

— Я, я...— это все, что могла сказать Лив в этот момент. — И ты! Ты!