— Всё равно мы делаем это постоянно, — улыбнулся Кузя, обращаясь к Лив. — Каждый вечер перед сном, я рассказываю ему ТЕ самые сказки.

Он опять наклонился к Чипу:

— Обязательно вернусь до вечера. Думай, что я просто пошёл за едой. Ведь мальчики всегда делают это, правда?

Малыш вдруг сначала тоненько, а затем всё внушительнее начал подвывать и все бросились его утешать. Ром, который в этой суматохе незаметно подошёл совсем близко к Лив, тихо процедил сквозь зубы:

— Я же говорил, что оно тупит. Оно явная она.

Похоже, что услышала его только Лив, и похоже, что это было именно то, что Ром хотел от этой ситуации.

— Убеди Кузю, пожалуйста. Оно не право, с этим будут большие проблемы.

Лив посмотрела в его глаза, наполненные очень взрослой тоской, и честно призналась:

— Я не понимаю, о чем ты.

— Правда? — вопрос подростка прозвучал растеряно.

Лив кивнула.

— Я попробую тебе объяснить, — начал Ром, но понял, что утешительные скачки вокруг Чипа закончились, и в наступившей вдруг тишине все внимательно прислушиваются к их разговору. — Потом.

Он подошел к Роми и сказал громко, чтобы слышали все.

— Выходим завтра. Кузя, вытри сопли своим подопечным.

Малыши с визгом бросились к Кузе и облепили его так, что мальчик не удержался на ногах и, смеясь, свалился под этой копошащейся веселой кучей на пол.

***

Остаток дня тянулся и тянулся, словно варёная сгущенка с ломтя хлеба. Дети как-то сразу растворились в вязком болотном полусумраке, с Лив осталась только Роми, которая то тоже уходила куда-то, то возвращалась с озабоченным видом. Перекладывала куски и пакеты из большой клетчатой сумки по тумбочкам, усаживалась чинить блеклые тряпки под единственный источник освещения — зловещую лампочку, кидая короткие любопытные взгляды на нежданную гостью.

Оливия же пыталась валяться на топчане, набираясь сил. Ненормальная, искусственная слабость ещё беспокоила девушку, и вместе с тем она чувствовала себя виноватой, что проводит время в полном бездействии.

— Роми, — прервала Лив молчание, которое к этому времени стало давить на неё уже нестерпимо. Девочка подняла взгляд от рукоделия, застыла с тонкой, почти невидимой иголкой в руке. От иголки тянулась суровая прочная нить, которая словно привязывала Роми к домашним делам. Нить не давала этому юному созданию взлететь, подняться над подвалом, оставить проблемы и ответ за тех, кто нуждался в её помощи. Лив увидела это так ясно, что поперхнулась фразой, которую заготовила, закашлялась.

— А вы все — банхалы? — наконец-то смогла выговорить она. Получилось сдавленно и невнятно.

Взгляд Роми стал удивлённым и ещё более настороженным.

— Я не понимаю, о чём ты, — ответила она.

— Банхалы? — чётче выговорила Лив, но из глаз Роми недоумение не исчезло. — Значит, скорее всего, это не Ирида... Вы боитесь юххи? Скрываетесь от монахини?

Честно говоря, она не понимала, как удобнее спросить о том, где она находится. Лив и так была осторожна, а последние события укрепили её в мысли очень думать, прежде, чем что-нибудь спросить.

— Ты, наверное, где-то сильно головой стукнулась, — довольно равнодушно ответила Роми. — Или обратный метаморф запустила, да он у тебя из-под контроля вышел. Я тебя не понимаю. Какой бы странной ты ни была, не можешь не знать, что выбравшие скрываются от лаборантов.

— А главный у этих... лаборантов, кто?

Роми, сделав последний стежок, перекусила нитку зубами. Полюбовалась на заплату, расправив перед собой детские штанишки на вытянутых руках, вздохнула: «На Винни всё просто горит», и повернулась к Лив.

— Ты имеешь в виду Управителя?

Лив показалось, что она неправильно расслышала:

— Правителя?

— Нет, — покачала головой Роми. — Управителя.

Она аккуратно переложила стопку чиненого белья на соседний ящик, накрытый полосатой тряпицей, очень похожей на наматрасник, и встала, чтобы размять ноги. Уставшая девочка с поникшими плечами напоминала теперь Лив маленькую сухонькую старушку. Особенно странными на лице без морщин, которые оставляет время, казались печальные очень мудрые глаза. «Наверное, виновато освещение», — успокоила себя Лив, но сердце сжалось от вдруг нахлынувшей жалости. И печали.

Роми потянулась, несколько раз сжала пальцы, которые затекли от рукодельческих работ, и вдруг задорно подмигнула Лив:

— Ты же надо мной смеешься, верно? Кто же не знает про управителя? Или про лаборантов?

— Смеюсь, — грустно ответила Лив. — А если я посмеюсь ещё немного и спрошу тебя, как называется местность, в которой мы вот так дружно живём? Название у неё есть?

Девочка кивнула, глаза её прояснились и стали весёлыми. Старческая обречённость ушла из них, Роми словно включилась в игру, которая ей понравилась.