– Пива найдётся помянуть?
– спросила белка. Буська злобно дёрнул её за хвост.

– Дура!

Вы бы, наверное, тоже на их месте решили, что Локса утонул. Не расстроилась после этой истории одна Тяпа. Она считала, что ни к чему вытаскивать из болота разбойников.

Утром, ещё затемно, папу с мамой разбудил стук в окошко. Мама отодвинула занавеску.

– Кого ещё там принесло в такую рань?
– зевнул папа. Он всю ночь не смыкал глаз, и ему только-только удалось задремать.

– Патапумыч пришёл. Не вставай, я схожу спрошу, что ему надо.

Мама вышла в сени и открыла медведю дверь. Патапумыч казался смущённым.

– Прости, матушка, что разбудил, - зашептал он.
– Я вот хотел спросить: у тебя пирогов со вчерашнего дня не осталось? Гость у меня, нечем накормить на завтрак.

– Что это к тебе гости повадились в пять утра?
– изумилась мама. Это было совсем не в характере Патапумыча.

– Да я уж и не знаю, - окончательно сконфузился медведь.
– Случайно занесло. Я его вчера из болота выловил.

– Из болота?!
– тихонько ахнула мама.
– Не тот ли, которого мои вчера искали? Зайди в кухню, посиди, я сейчас...

Она побежала будить мужа и сына. Через несколько минут заспанные лешие - все, кроме Тяпы, - собрались на кухне. У Буськи на плече сидела зевавшая Зараза: любопытство победило сон.

– Мне сороки натрещали, - рассказывал Патапумыч.
– Смотрю, и правда тонет в болоте. Пришлось спасать.

– А как он выглядит?
– на всякий случай спросил Буська.

– Рыжий, вислоухий и весь в соплях.

– Он, - сказал Буська и скосил глаза на Заразу. Белка кивнула.

– Точно.

– И где же он теперь?
– забеспокоился папа.
– Неужели у тебя дома?

– Ну да, - ответил медведь.
– Спит у меня в хате. Я его в баньке отпарил, не мог же я его таким грязным в дом пустить. Ну, и чайку с малиной дать пришлось от простуды.

Лешие переглядывались между собой. Наконец мама неуверенно произнесла:

– Ты... это... поосторожнее бы. Ты хоть знаешь, зачем он в Лес пришёл?

– А то, - усмехнулся Патапумыч.
– Он на медведя охотиться собрался. Сам мне сказал.

Из всех, кто сидел на кухне, не разинул рот только Буська. Он-то знал, в чём дело.

– Этот болван ни разу в жизни медведя не видел, - пояснил он. Папа схватился за голову.

– Но ты не можешь оставить его у себя! А если он догадается, что ты медведь?

– А что он мне сделает? Рогатину-то он в болоте потерял.

– У него ещё ножик есть, - напомнил Буська. Патапумыч только лапой махнул.

– Нет у него ножика. Ножик сороки стащили, он тогда в болото и попал, когда за ними погнался. Они, как увидели, что натворили, прилетели ко мне за помощью. Я и пошёл спасать дуралея. А ножик так у сорок и остался.

Папа задумался.

– Вот что, - сказал он.
– Пирогов мы тебе, конечно, дадим. Но я пойду с тобой. Я по долгу службы хотя бы взглянуть на него обязан.

– Я с тобой, - заторопился Буська. Зараза слезла с его плеча и объявила, что он может идти куда хочет, а лично она пойдёт спать - раз Локса жив, то её совесть чиста, а заниматься посещениями больных ей неохота. Буська не возражал, и они с папой отправились вслед за Патапумычем.

– Я бы на твоём месте всё-таки не оставлял его без присмотра, - с сомнением сказал папа, когда они подходили к домику медведя.
– Кто его знает, вдруг он заколдованный?

– Да нет, - ответил Патапумыч, - этот - не заколдованный. Этот - просто дурак.

Хата Патапумыча состояла всего из одной комнаты с одной кроватью, так что медведю пришлось сделать для Локсы постель из сена на полу. Локса сидел на сене, завёрнутый в одеяло, и отчаянно шмыгал носом. При виде леших, в особенности папы, он перепугался до дрожи.

– Я ничего не сделал, командир!
– просипел он. От простуды он еле мог говорить.
– Только заблудился и в болото угодил... вон, хозяин подтвердит.

– Так-таки не сделал?
– нахмурился папа.
– А кто на медведя охотился?

– Всё-то тебе рассказали, - вздохнул Локса.
– Ну, было дело. Сам подумай, как мне зимой без шубы? Это у вас, леших, шерсть есть, а мне холодно.

– А всё-таки нельзя медведей обижать, - заметил Буська.
– Счастья не будет.

– Будто оно когда у меня было, счастье-то, - возразил Локса.
– Я отродясь несчастный.