"Ну прямо как Зараза!
– подумал Буська.
– И что за народ такой - как натворят дел, сразу себя жалеть начинают!".

– Добро, - папа повернулся к Патапумычу.
– А что ты собираешься делать с ним дальше? У тебя он жить не может, в твоём доме очень тесно.

На этих словах папа украдкой, чтобы не увидел Локса, состроил медведю страшную рожу. Патапумыч сделал вид, что не заметил рожи.

– Подумаю, - спокойно ответил он.
– В лес-то его ведь не выгонишь, зима на носу.

Папа собрался что-то ещё сказать, но тут снаружи в дверь постучали. Судя по звуку, стучал кто-то маленький.

– Заходите, - не глядя сказал Патапумыч. В сенях что-то загромыхало. Затем через порог, бухая по полу костылём, перевалилась бабка Патрикеевна.

– Здоровьичка тебе, Пумыч! И тебе, хозяин!
– Буську и Локсу она вниманием не удостоила, как будто их вообще не было.
– А я вот зачем: медку в долг не ссудишь? Больно кашель замучал...

– Поди ты, Лиска, - оборвал Патапумыч.
– Ты мне ещё за прошлый мёд не заплатила.

– За прошлый - дело прошлое, - сладенько усмехаясь, пропела лиса. Медведь надвинулся на неё, как гора.

– Ну, ну! А кто перед всем Лесом меня осрамил? Чего выдумала: будто я сам мёд съел, а на тебя наклепал! Или плати, или проваливай.

Патрикеевна спокойно отступила назад и покачала головой, как деревянная игрушка.

– Вредный ты, Пумыч. Одно слово - медведь.

– Ох...
– сердце у Буськи чуть не выпрыгнуло из груди. Одно слово, но какое же опасное!

Уши у Локсы зашевелились. А Патрикеевна не унималась:

– Медведь, ей-же-ей, медведь! Никаких дел с тобой вести невозможно! Нет чтобы по-соседcки, по-душевному...

Она грохнула костылём в половицу и поковыляла за порог. Локса вскочил, сбросив одеяло. Он беспомощно посмотрел сначала на папу-лешего, потом на Патапумыча.

– Так что же это? Ты - медведь?

– Ну, медведь, - неохотно отвечал Патапумыч, лапы - в боки. Папа присвистнул. Локса потупился. Его лицо залилось краской.

– Вот так дела... А я на тебя охотился.

Больше всего на свете ему хотелось сейчас провалиться сквозь землю. Когда-то Локса слышал выражение "умереть со стыда" и надеялся, что это происходит быстро.

Раздался дружный хохот. Папа смеялся тенором. Буська - фальцетом. Патапумыч - басом и громче всех.

Локса наконец рискнул поднять глаза. Вид у него был совершенно растерянный.

– Видать, я и правда дурак, - он виновато взглянул на папу.
– Что делать-то, командир? Куда же я пойду отсюда?

Папа задумчиво потеребил бороду.

– Есть одна мыслишка. Недавно Вазга Волчок жаловался, что некому помогать ему в кузнице. Отдадим тебя ему, будешь с ним работать.

– Да я не умею!
– заныл было разбойник. Тут его прервал Буська:

– Научишься! Зато не замёрзнешь зимой. В кузнице тепло.

Он был рад, что всё обошлось так хорошо.

Лешие ушли, а вечером к Патапумычу явился Вазга - получил весточку с сороками. Вазга долго и подозрительно разглядывал Локсу. Он сомневался, что именно о таком помощнике он мечтал. Ему даже казалось, что, если он хорошенько рассмотрит, то найдёт где-нибудь на Локсе надпись "косорукий олух".

Локсе надоел пронзительный взгляд Вазги. Он обошёл вокруг кузнеца и увидел хвост.

– Ты оборотень?
– заинтересовался Локса.
– У меня прадедушка был оборотень. А прабабушка - лиса.

– Тьфу, - фыркнул Вазга. Больше всего на свете он не любил, когда ни с того ни с сего на вас сваливаются дальние родственники и садятся на шею.
– Делать-то что умеешь?

– Не знаю, - сказал Локса. Нервы у него сдали, и он заревел. На кончике носа у него повисла капля.

– Ладно, - угрюмо проговорил Вазга, - честный, по крайней мере. Так и быть, Пыха, согласен приютить его на зиму. А там посмотрим.

– Вот и славно!
– медведь перевёл дух (он знал, что Вазга на самом деле не злой, но всё-таки немного волновался за судьбу Локсы).
– Чай с мёдом пить будешь?

Глава 16, или О вреде энциклопедий

Дождь лил уже три дня - холодный, тяжёлый, размазывающий лесные тропинки в непролазную грязь. Даже в резиновых сапогах выходить из дома было неохота, а для белок сапог и вовсе не бывает. Зараза решила, как она заявила, вплотную заняться образованием и теперь читала первый том энциклопедии, который Буська принёс для неё из горницы. Дело у неё подвигалось медленно, потому что ей приходилось ползать по странице от верхнего края к нижнему, однако она не бросала чтение. Буська скучал. Он забрался с ногами на кровать и смотрел, как по стеклу сбегают длинные струи дождя. Сквозь них были видны размытые, как в испорченный бинокль, зелёные ёлки и жёлтые пятна последней листвы на берёзах.