Такое неожиданное откровение стало последней каплей: на меня накатило состояние, близкое к истерике — я вдруг засмеялась, причем так громко, что люди вокруг начали с опаской коситься в мою сторону, а Воронцов даже отпрянул.

— Белка, успокойся, — парень, удостоверившись, должно быть, что кидаться я ни на кого не собираюсь, взял меня за плечо и посмотрел в глаза, — иначе я отведу тебя к Кириллу, а тот созвонится со своими знакомыми психиатрами, и упекут тебя в Сабурову дачу**.

— Прости, это уже истерика, — не стала скрывать очевидного я, придя в себя. Стало невыносимо стыдно, захотелось провалиться куда-то под землю, но даже позорно сбежать не позволила все еще сжимающая мое плечо Димина рука. И его глаза, такие понимающие и теплые, несмотря на свой холодный цвет.

— Расслабься, я все понимаю, — Воронцов улыбнулся и только потом заметил, что все еще держит меня за плечо. Чуть стушевавшись, он опустил руку и продолжил, глядя куда-то наверх, в окна больницы. — Я вообще-то пришел сегодня не к Кириллу, его рожу я и так созерцаю не меньше трех раз в неделю, и этого более чем достаточно. Катя просила тебе передать, что защиту проектов по биологии перенесли на завтра, на пятый урок. Щербатова, кажется, сегодня уехала куда-то с родителями на весь день, то ли к родственникам, то ли просто на природу, где сеть не ловит…

Но я уже ничего не слушала, а рылась в карманах в поисках мобильного.

— Без двадцати пять. Как думаешь, библиотека еще работает? — от недавней вспышки не осталось и следа, а вот раздражение вкупе с опасением накатило с головой. На следующую неделю несравненная Жаба Павловна задала нам подготовить проекты (распечатанная презентации ли, стенгазета ли на паре ватманских листов — это не столь важно) на тему «Генетика». Вроде бы, ничего сложного, особенно если есть интернет, но вся проблема в том, что требования нашей несравненной биологички едва ли не выше, чем в ВУЗах. Для любого проекта или реферата она требует по меньшей мере три разных источника, со ссылками на страницы, и вполне может принести какую-нибудь книгу из «Списка использованной литературы» тут же на урок и заставить искать, откуда же был взят какой-нибудь тезис. И ведь обязательно пристанет именно ко мне — не любит еще с восьмого класса. Как, впрочем, и половину нашей школы.

— Работает, — Дима не стал уточнять, зачем мне библиотека, и бодрым шагом направился в ее сторону — будто у него завтра был «любимый» урок. И как же хорошо, что он решил помочь: самой дотащить эти три книги, по 500, как минимум, страниц каждая, было бы слишком проблематично, если не травмоопасно. Да и без книг я умудрилась поскользнуться, чем вызвала только смех и ни капли сочувствия.

— Спасибо, что помог, — вот так вот стоять, прощаться, у подъезда… это наталкивало на определенные мысли, которые я тут же гнала от себя. Книги уже были у меня в руках, донести их на седьмой этаж не сложно, даже если идти по ступенькам, но вот совершенно не хотелось подниматься домой одной. Но, с другой стороны… А, к черту другую сторону!

— Не хочешь кофе? — сказать такую простую фразу оказалось на порядок сложнее, чем признаться в четырнадцать парню в том, что он мне нравится. Тогда, правда, все закончилось быстро и печально, а сегодня я за пару секунд успела помолиться всем мыслимым и немыслимым богам, прося, чтобы Дима согласился. Я ведь, и правда, приглашала его только попить кофе, ну и, может быть, поболтать — и никакого подтекста. Только вот запоздало сообразила, что он-то этот самый подтекст вполне может разглядеть.

— Белка, это я так плохо на тебя влияю, или, все же, влюбленная Щербатова? — Воронцов посмотрел на меня так, что в который раз за день захотелось провалиться сквозь землю, или просто прикопать себя в ближайшем сугробе, чтобы до весны не видеть этих насмешливых серых глаз.

— Тебе еще расти и расти, чтобы влиять на меня, — но, несмотря на пока удачно скрываемое смущение, ответ появился сам собой. — Тем более плохо.

— Рыжая, ты меня недооцениваешь, — уверенно парировал Дима, расплываясь в самодовольной улыбке. — Сегодня ты парней домой водишь, завтра с кем-то из учителей поссоришься, а послезавтра подерешься, а виноватым кто будет? Белый и пушистый Воронцов, кто же еще.

— Белый и пушистый, так ты кофе хочешь, или предпочитаешь стоять на морозе? — я улыбнулась и чуть склонила голову набок. Свет фонаря причудливо играл на волосах парня, делая их местами почти золотыми, а серые глаза его сейчас так и струились теплотой, несмотря на холодный цвет. Хотя, какой там холодный! Серый сейчас показался мне самым теплым цветом на свете.

— Пить много кофе вредно, надеюсь, у тебя чай есть?

— Не знаю, — честно призналась я. — Катя находила, может, и ты найдешь.

Чай Воронцов нашел — правда, перед этим успел поиздеваться насчет моей неприязни к лифтам, коварных планов по заманиванию невинных мальчиков в темные коридоры, наглости и непослушания кошек (Лиса, предательница, сейчас уже мурчала на коленях этого наглого типа), количества пакетиков и баночек с кофе и домашних тапочек-мишек, имеющих жизнерадостную радужную расцветку.

— Нет, наркоманские у тебя тапочки, — вынес очередной «вердикт» Дима, допивая свой чай.

— Я же не заставляла тебя их надевать, хотя, похоже, стоило бы, для профилактики, — пока парень осиливал одну-единственную чашку, я допивала уже третью, только с кофе. На этот счет Воронцов тоже не упустил шанса пошутить, за что едва не получил ложкой по лбу.