Когда расстояние до цели сократилось, Рябченко приказал Лисовскому:

— Осветить цель!

Выстрел носового орудия на мгновение высветил в полярной ночи небольшой участок моря.

— Подводная лодка, правый борт, 10, дистанция три кабельтова! — доложил старшина 2–й статьи Головин.

Никто из стоявших на мостике в те доли секунды не успел увидеть врага. Это оказалось под силу лишь тренированному глазу опытного сигнальщика. Глядя в направлении, указанном старшиной, я заметил на воде два фосфоресцирующих пузыря — враг выпустил торпеды.

От пузырей начинались светящиеся в воде пунктиры, нацеленные прямо в корпус эсминца.

Очевидно, это увидел и командир.

— Право на борт! На таран! — тут же скомандовал он.

От резкого поворота, произведенного на больщой скорости, корабль сильно накренился. Ледяные горько–соленые брызги полетели в лица стоявших на мостике:

Раздался звонок с кормового поста:

— Две торпеды прошли в 3–5 метрах от борта!

Еще через мгновение — два резких и сильных толчка. Я падаю, цепляясь за переговорную трубу. Затем треск и скрежет металла: эсминец форштевнем пробил корпус лодки и на несколько метров «влез» на нее. Придавив лодку тысячетонной громадой, наш корабль накренился на левый борт и потерял ход. На мостике хорошо были слышны панические возгласы, доносившиеся с вражеской лодки.

— Полный назад! — скомандовал Рябченко. Эсминец начал медленно отходить назад. Протараненная фашистская лодка, прижатая волной и ветром к нашему борту, двигалась вместе с кораблем, скрежеща рваным бортом.

На мостике всех охватил азарт боя, и ощущение необычности происходящего. Нам еще не приходилось вот так вплотную, буквально «нос к носу», встречаться с подводным противником.

— Бейте фашистскую гадину! — выкрикнул капитан–лейтенант Фомин, тоже прибежавший на мостик.

Но чем бить? Стрелять из орудий нельзя — лодка У самого нашего борта.

— Эх, гранату бы! — с тоской произнес кто-то на баке.

К крикам, доносившимся с лодки, теперь прибавился еще тревожный металлический стук. Видимо, стучали сверху в задраенный рубочный люк. В ответ с бака послышалось:

— Алло, фриц, ауф–видерзеен! — это комендор носового орудия Федор Рудь вступил в «диалог» с гитлеровцами.

Когда «Живучий» дал задний ход, поврежденная лодка пыталась еще ускользнуть — рванула полным ходом вперед. Но не тут-то было. Как только она вышла из «мертвого пространства», носовое орудие коммуниста старшины 1–й статьи Толкачева открыло по ней огонь прямой наводкой. Первый же снаряд угодил в рубку, за ним еще несколько. «Вот когда пригодились быстрота и слаженность действий, которых мы добивались на тренировках», — промелькнула у меня мысль.

Кормовое орудие вело огонь, чередуя осветительные снаряды с фугасными. Затем к нему присоединились зенитные автоматы старшины 2–й статьи Сегиня, краснофлотцев Свитнева и Смирнова. В этом бою комсорг второй боевой части Александр Ссгинь показал пример воинского мастерства. Когда кончился боезапас у автомата левого борта, он перешел к правому и успешно вел огонь через узкое пространство между дымовыми трубами.

Таранный удар, прямые попадания снарядов сделали свое дело: фашистская подводная лодка начала быстро оседать на корму и вскоре скрылась в морской пучине.

— Большая серия бомб — товсь! — раздалась знакомая команда.

На голову агонизирующего врага посыпались бомбы, сброшенные минерами Иваном Лукьянцевым, Мефодием Никитиным и Гавриилом Скибой. За первой серией последовали следующие. За кормой послышались мощные взрывы, и на том месте, где только что был подводный хищник, вздыбились огромные водяные столбы.

В этом необычном бою эсминец израсходовал 27 трех- и четырехдюймовых снарядов, 210 снарядов зенитных автоматов и 30 больших глубинных бомб [64] .

Осветив прожектором район гибели вражеской лодки, мы увидели много обломков, плававших в густом соляре. Так была потоплена фашистская лодка «U-387» [65] .

На «Живучем» от таранного удара разошлись стальные листы обшивки в носовой части, вышли из строя два передатчика и радиолокационная станция. Из личного состава пострадал котельный машинист Иван Пастухов — он получил сильный ожог, упав при ударе на стенку котла.

После отбоя тревоги командир приказал мне, Никольскому и Васильеву осмотреть нижние помещения носовой части корабля. Выполнив поручение и не обнаружив ничего существенного, мы направились в кают–компанию. Здесь уже собралось человек семь офицеров. У всех возбужденные лица, приподнятое настроение. Вестовой Клименко подал свежезаваренный ароматный чай. Вошел командир.

— Ну что, товарищи, выпьем за победу... по стакану чая? — с улыбкой пробасил он и добавил: — А «ста граммами» отметим, когда вернемся в базу.

Только что получена шифровка. По данным радиоразведки, у нас по курсу еще три гитлеровские подводные лодки и праздновать победу еще...

Сигнал боевой тревоги прервал командира. Выскочили на мостик.

— Товарищ капитан 3–го ранга! Обнаружена подводная лодка, — доложил вахтенный офицер.

Невдалеке уже слышались взрывы: это действовал «Разумный», наш напарник. Его атака тоже была успешной — после бомбежки на поверхности моря появился большой воздушный пузырь. В свете прожектора мы увидели много предметов, плававших в густом соляре. Еще одна фашистская субмарина прекратила свое существование.