Основным оружием в борьбе с подводными лодками были глубинные бомбы и реактивные мины, расход которых от похода к походу возрастал. Для пополнения противолодочного боезапаса корабли вынуждены были заходить в базу. Минеры разработали усовершенствование, позволившее комплект больших глубинных бомб довести до 150, а реактивных мин до 144 штук, то есть увеличить почти в два раза. А это уже что-то значило!

Но больше всех смекалки по-прежнему требовалось от личного состава электромеханической боевой части. И надо сказать, наши ребята были неистощимы на выдумку. Приведу такой пример. В начале января эсминцы эскортировали из Белого моря в Кольский залив 15 союзных транспортов. Когда переход приближался к концу, разыгрался шторм. В один из трюмов «Деятельного» стала поступать вода. Нужно было срочно устранить течь. Краснофлотцы Кондрашев и Акимов сделали небольшие углубления вокруг трещины и попытались залить их цементом. Но цемент не затвердевал в забортной воде. Тогда по предложению инженера–механика Зуева трюмные вырезали парусиновую заплату, покрыли смесью (песок и цемент, замешанные на кузбасс-лаке), в отверстие продели медную трубку, вставив ее одним концом в трещину, и наложили заплату на поврежденное место. Парусина плотно пристала к кромке днища, а воду несложно было отвести через трубку. Потом трубку заглушили пробкой, и течь была устранена окончательно. Подобных примеров изобретательности наших моряков можно привести сколько угодно.

В последние месяцы войны немецкие подводные пираты стали действовать дерзко, с отчаянием обреченных. В связи с этим наше командование приняло ряд дополнительных мер для усиления противолодочной обороны. Число кораблей эскорта непрерывно росло. Если в кампании 1944 года на каждый транспорт в среднем приходилось два эскортных корабля, то в январе 1945 года — уже четыре, а в феврале число их достигало восьми. Противолодочную оборону транспортов нередко организовывали из двух линий кругового охранения.

Гитлеровские подводники прибегали к различным ухищрениям, чтобы ввести в заблуждение наших гидроакустиков. Они применяли, например, имитационные патроны, выстреливая их далеко в сторону от своего курса и создавая тем самым эффект присутствия подводной лодки там, где ее нет. Но эта уловка врага быстро была разгадана. Наши акустики научились распознавать, где лодка, а где имитатор, научились уклоняться от прямоидущих торпед.

Но эффективных средств борьбы с самонаводящимися торпедами у нас не было. И немцы пользовались этим своим преимуществом. 16 января гитлеровской подводной лодке удалось потопить эсминец «Деятельный», а спустя четыре дня нанести серьезные повреждения эсминцу «Разъяренный».

Я беседовал со многими участниками того похода, изучал архивные документы, встречался со спасшимися членами экипажа «Деятельного», кое–что видел и слышал сам. Все это помогло мне восстановить весь ход событий. Вот как они развивались.

...В Кольском заливе на якорях стояли шесть транспортов типа «Либерти» и два танкера беломорской группы союзного конвоя. Для эскортирования их были выделены семь эсминцев и четыре «больших охотника». В море вторые сутки бушевал шторм, и на ближайшие дни прогноз был неутешительным. Поэтому, чтобы не задерживать надолго иностранные суда с грузами, которые необходимо было доставить в беломорские порты, командующий флотом распорядился отправить конвой под охраной одних эсминцев («большие охотники» в штормовых условиях использовать было нельзя), добавив в состав эскорта еще два эсминца [72] .

Перед выходом в море командир конвоя капитан 1–го ранга А. М. Румянцев, ставя задачу командирам эсминцев, сказал:

— На судах конвоя 60 тысяч тонн важного груза. Он нужен фронту. Необходимо суда провести без потерь. Для выполнения этой ответственной задачи нам выделено девять кораблей. Это меньше тактической нормы, но другого выхода нет. Полагаюсь на ваш опыт и боевую выучку личного состава.

16 января в 13 часов 30 минут конвой «КБ-1» в составе восьми судов, эскортируемых лидером «Баку», эсминцами «Грозный», «Разумный», «Деятельный», «Живучий», «Дерзкий», «Доблестный», «Достойный» и «Жесткий», вышел из Кольского залива в Белое море. Над заливом стелилась туманная морозная мгла.

На подходах к Кильдину конвой попал в полосу снежных зарядов. Видимость исчезла. Только временами проглядывались сквозь снежную пелену мачты и трубы кораблей.

На экране радиолокатора «Живучего» обозначился походный порядок. Мы с Васильевым зарисовываем изображение и несем командиру схему. Сличаем с выданной ранее схемой — точно. Головной — «Баку». Позади, в миле от лидера — три кильватерных колонны транспортов (в двух первых по три, в последней — два судна). Со стороны берега, на расстоянии полутора миль от судов, охранение несли «Разумный», «Дерзкий» и «Деятельный». По левому борту конвоя располагались соответственно «Грозный», «Жесткий» и «Живучий». «Доблестный» и «Достойный» несли подвижной противолодочный дозор.

А погода все ухудшалась. Ветер усилился до девяти баллов, температура воздуха понизилась, над поверхностью воды заметно усилилось парение. Корабли начали обмерзать. Сменившись с вахты, люди обвязывались концами и начинали окалывать лед, но ледовый панцирь появлялся снова.

Наступила ночь. На верхнем мостике «Живучего», где стояли вахту офицер и два сигнальщика, было невмоготу от холода — леденящий ветер пронизывал насквозь и полушубки, и плотные шерстяные подшлемники. А в котельных и машинных отделениях, задраенных наглухо, чтобы вода не проникала через вентиляционные грибки, нечем было дышать от жары и духоты. Где было легче, сказать трудно.

Приняв рапорт о смене вахты, командир корабля капитан 3–го ранга Шумилов [73] спустился в штурманскую рубку погреться. Но не успел он даже выпить стакана чая, как с мостика доложили:

— Впереди по курсу слышны глухие взрывы!

Вскоре в динамике рации послышался голос капитана 3–го ранга Щербакова — командира «Жесткого»:

— Имею контакт с подводной лодкой. Атакую глубинными бомбами.

— Вахтенный офицер! Объявите боевую тревогу! Акустикам и радиометристам усилить наблюдение в левом секторе! — приказал Шумилов.