Офар накрыл стоящий возле гаснущего очага масляный светильник перевёрнутым котелком.

Сумерки сделались багрово-чёрными. В бойницу потянуло холодом. Где-то под тюфяком

тревожно зашуршала мышь.

Не спалось.

Потрескивали остывающие угли в очаге. Дрожащие чёрные тени на неровных стенах

превращались в перекошенную от злобы рожу Гаржа...

Если бы тигр запер в его котле, Рута явилась бы ему? Перевернувшись на живот, Рохом в

ярости рванул когтями тюфяк, затем ударил кулаком в пол. Задребезжал выпавший из

трещины в стене железный светец.

– Рыжий. У всех блохи, но именно ты ловишь их громче остальных.
– зловеще заметил

Ругард.

– А что я?
– обиженно проскулил Хизаг, - Это Рохом бесится. То зубами лязгает, то с

тюфяком дерётся.

В изголовье лисьего ложа с тяжёлым стуком прилетел чукаш.

– Ильнар, я тебя червями накормлю.

– Хизаг, в последний раз предупреждаю. Рохом, погуляй, если неймётся.

Барс и рад был бы уснуть, но...

"Сдаётся мне, плохо ты знал её, Рохом..."

Отшвырнув плед, он вскочил на ноги.

"Седьмой ярус, малый южный коридор, третья дверь слева..." - вспомнил Рохом.

Барс нащупал среди своих вещей хурку, набросил её на плечи и бесшумно прокрался к

двери. У порога он замер, прислушиваясь к сопению угомонившихся соратников, отпер

дверь и выглянул в коридор. Возле их двери горел факел. Справа на лестнице слышались

удаляющиеся шаги стражника.

Держась в тени, Рохом добежал до южной лестницы, спустился до шестого яруса и

обнаружил, что вход в седьмой перекрыт решёткой. Ругнувшись, барс поспешил к северной

лестнице, гадая, что будет делать, если в галерею заглянет стража. На лестнице ему повезло

разминуться с Хуралой, очень несговорчивой и тяжёлой на руку самкой ягуара с полуострова

Барнут. Дождавшись, когда Хурала скроется за поворотом, Рохом спустится на седьмой ярус,

и притаился в тени под лестницей.

Главную галерею седьмого яруса в эту ночь охранял волк Манай. Зная, что трусоватый

Манай способен, испугавшись крысы, поднять на уши всю крепость, барс врос в стену и

перестал дышать. Однако Манай до лестницы не дошёл, а свернул в малый восточный

коридор. Переведя дух, Рохом отсчитал от коридора Маная четвёртый. Было темно, и третью

дверь слева барс нашёл на ощупь. Дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, Рохом

слушал сонное сопение доносящееся из-за соседних дверей, да мерные шаги бродящего

поблизости стражника, затем осторожно налёг на дверь плечом. Заперто. Рохом постучался.

– Проваливай!
– зашипели за дверью, - И скажи Хару, что больше нет! Пусть через шесть

дней приходит, а то самим мало...

– Мне Урсага!
– нетерпеливо оборвал шипение Рохом.

Дверь недоверчиво приоткрылась. Из тьмы густо потянуло сивухой.

– А, так тебе Урсага?
– взъерошенная полосатая гиена встревожено заглянула Рохому за

спину.

Дверь бесшумно закрылась.

– Щас будет Урсаг.
– пообещали из-за двери.

Сонного ликаона вышвырнули барсу под ноги почти сразу. Следом, из темноты вылетела его

хурка и один чукаш.

– Урсаг.
– важно пояснила гиена. Дверь захлопнулась.

Ошарашено повертев головой, Урсаг тщательно растёр мятые уши, стряхнул прилипшую к

носу солому и недовольно уставился на барса.

Рохому стало немного стыдно. Барс участливо похлопал Урсага по плечу, напялил на него

хурку, единственный чукаш и бережно потряс ликаона за плечи.

– Урсаг, дружище...

– Рох.
– вяло перебил его рябой, - Давай не здесь... Надо это... спрятаться. Напугаем Маная -

такое будет!

Им повезло утащить с одного поста горячий котелок с матаром. Вскоре, сидя на краю

восточной стены, они по очереди хлебали отдающий полынью кипяток. Закутанный в две,

свою и Рохома, хурки, Урсаг угрюмо молчал. Молчал и Рохом, терпеливо ожидая, когда

рябой окончательно придёт в себя и перестанет на него сердиться. Луна уползла за северную

башню. Яркие крупные звёзды горели в небе над Рамиром. Мороз прихватывал нос Рохома.

Урсаг шумно отхлебнул матара, сунул горячий котелок барсу и зябко передёрнул плечами.