лезвием в локоть длиной. В который раз порадовавшись, что Рашми с ним не в ссоре, барс

положил меч на сундук, наугад открыл деревянный короб, понюхал хранящиеся там сухие

листья, чихнул и больше ничего не трогал.

Паук заполз в угол и успокоился.

Закипела вода. Барс бросил в котелок жменю смеси матаровых листьев с шиповником, с

удовольствием растянулся на ковре и подумал, что у Рашми ему нравится. Куда спокойней и

чище чем в деце... Память его норовила улизнуть к ночному приключению, скорее

утомительному и болезненному, чем приятному, потому разгуляться ей Рохом не дал.

Лежать без дела, дожидаясь прихода нильгау, очень скоро надоело. Рохом встал, нервно

прошёлся по комнате, посмотрел на паука, который с привычной сноровкой заплетал угол

паутиной, вернулся на ковёр.

И тут в дверь постучали.

Барс замер. Постучали снова, затем на дверь налегли, да так, что она затрещала а по стене

зашуршал песок. Подкравшись ближе, Рохом принюхался. Запах был ему незнаком. По

двери нетерпеливо ударили ладонью. Торопливые шаги прошелестели по лестнице, и снова

стало тихо.

– Никому не открываешь? Это верно.

Барс крутнулся на месте. Рашми стояла слева от очага и, скрестив на груди руки, смотрела на

него.

– Откуда... ты...

Антилопа взяла котелок с матаром и две большие чаши, поставила перед Рохомом на ковёр.

– Паук цел?

Барс молча ткнул пальцем в угол.

– Тогда бери подушку и садись. Надо подождать...

Чего именно надо подождать, барс решил не спрашивать. Молча сел рядом и взял кружку.

– Так я услышу историю в которую тебя втянул медведь?
– напомнила Рашми.

– На чужую мельницу забрались, а хозяин Гаржу нажаловался.
– сдержанно ответил Рохом.

– Из-за этого он хотел вас в Котле запереть? Совсем у Гаржа голова прохудилась от

пережитого. Ну ладно, медведь этот... А тебя чего понесло? Ты же не Хизаг и не Каррах.

Сидел бы на этом своём сугробе, - антилопа кивнула в сторону хребта, - и лиргов ловил.

Барс долго угрюмо молчал.

– Ничего не держало, вот и ушёл.

– Вернёшься после службы?

– Вернусь.
– уверенно кивнул Рохом и поднял глаза на Рашми, - А ты?

Нильгау покрутила носом, будто слепня прогнала.

– Не-а! Не хочется. Хотя меня там ждут.
– Рашми улыбнулась, и Рохом решил, что шрам на

губе делает улыбку нильгау хищной.

– Родня ждёт?

– Можно сказать, родня.

Нильгау тяжело вздохнула.

– Раз в пять лет, - продолжала антилопа, - жрец Дахмар выбирал спутницу Гайи. Ту, которая

отправится в вечный Рхар, чтобы отдать на пять лет свои глаза слепой богине-кобре.

Рохом молча кивнул. В детстве он слыхал о жертвоприношениях на далёком Барнут. Жертве

вырывали глаза и бросали в глубокий колодец со змеями.

– Этому Дахмару видимо свои глаза пришлось отдать?
– предположил Рохом.

– И ещё пятерым жрецам Гайи.
– Рашми протянула ему дымящуюся чашу.

– Угу...
– Рохом в который раз посмотрел на ожерелье из двенадцати тигриных клыков на

шее антилопы, - Насмотрится теперь всякого, кобра ваша...

Нильгау хихикнула и боднула барса своей тяжёлой головой в плечо.

Антилопа снова наполнила котелок, повесила его над огнём, подбросила в очаг пару

поленьев и внезапно замерла. Вытянувшись во весь свой немалый рост, и даже привстав на

цыпочки, Рашми осветила угол зажженной лучиной. Она смотрела на паука. Вернее, на

сплетенную им паутину. Удивлённо фыркнув, нильгау бросила лучину в очаг и склонилась

над сундуком. Рохом осторожно заглянул ей через плечо. Он успел разглядеть, что плоских

чёрных шкатулок, вроде той, что достала Рашми, в сундуке было много. В шкатулке лежал

хрупкий желтый как осенний лист, свиток. Нильгау бережно расправила его. Левая половина

свитка была расписана мелкими угловатыми рунами. Руны были разбиты на группы, по три,

по шесть, и более. Каждую группу рун объединяла ровная жирная черта снизу. В правой

половине свитка была нарисована паутина. Круглая, треугольная, вытянутая в виде трубки...

Рисунок в который упёрся длинный с грубым ногтем, палец Рашми, мало походил на ту, что

сплёл в углу паук. Нильгау принялась шёпотом разбирать руны, и у барса возникло чувство,