Шрифт:
Переговорив, Ворошилов положил трубку.
– Товарищ Сталин спрашивал, почему вы до сих пор не в Испании, - произнёс Климент Ефремович.
– Вот так-то, Кирилл Афанасьевич. Как видите, и надо мной есть начальник, и начальник суровый.
– Он раза два затянулся папиросой «Казбек», глотнул дым.
– С желанием едете на новый фронт? Ведь оттуда можно и не вернуться!
– Так точно, с желанием!
– Мерецков встал.
– Извините, есть вопрос. Могу ли я сказать своей жене, куда еду в командировку?
– Только ей и больше никому! У вас, кажется, есть ещё сын?
– Да, его зовут Владимиром, ему двенадцать лет, он учится в пятом классе.
– Так вот сыну о своей поездке в Испанию ни слова! И жену предупредите, чтобы никому не говорила, где вы и чем занимаетесь. Ясно?..
13
Постучавшись, Мерецков вошёл в кабинет начальника Генерального штаба.
– Наконец-то я вижу своего заместителя!
– Шапошников встал из-за массивного стола и пошёл ему навстречу. Поздоровавшись, пригласил сесть.
– Где-то вы, голубчик, подзадержались! Мне ещё с утра позвонил Климент Ефремович и сообщил о вашем назначении.
– Я дважды приходил к вам, Борис Михайлович, но адъютант говорил, что вы очень заняты, - начал было объяснять Кирилл Афанасьевич, но Шапошников прервал его, улыбаясь.
– Ах вот как, я и не знал! Извини, голубчик, но я и вправду был весьма занят, и вообще у меня дел по самое горло. Я же патриарх штабной службы, а у таких людей кризис времени. Да-с, вот уже почти двадцать лет проработал в Генштабе на разных должностях. И знаете, что выше всего я ценю в своей работе?
– Интересно, что же, товарищ командарм первого ранга?
– мягко улыбнулся Мерецков. Он опустился в кожаное кресло, положив ногу на ногу, и напружинился, словно ждал бог знает чего.
В глазах начальника Генштаба мелькнул едва заметный вызов, но Кирилл Афанасьевич не придал этому значения. Взгляд Шапошникова смягчился, и он сказал:
– Больше всего я ценю два момента - полное выполнение штабами своих функций и культуру штабной работы. Я весьма уважал и ценил Михаила Фрунзе, так вот он призывал нас создать «могучий и гибкий военно-теоретический штаб пролетарского государства». Считаю для себя честью работать в этом направлении, - подчеркнул Шапошников.
– Но, прежде чем объяснить, чем вы займётесь как мой заместитель, хотел бы услышать вкратце, что вам удалось сделать в далёкой и мятежной Испании.
– В двух словах об этом не расскажешь, - заметно смутился Мерецков, - но на главных моментах, пожалуй, стоит заострить ваше внимание.
– Кирилл Афанасьевич полистал свою записную книжку.
– В нашу задачу входило помочь Республике наладить формирование бригад регулярной армии и нести функции военных советников при испанских командирах. А мне ещё досталось учить уму-разуму начальника нескольких воинских колонн Буэнавентура Дуррути. Он уверял меня, что все генералы на свете враждебны народу и что все они одинаковы.
– Ну и вояка, как же он мог так рассуждать?
– возмутился Шапошников.
– Я бы с ним долго не цацкался.
– А что делать, если он был заядлым анархистом?
– усмехнулся Мерецков.
– Я пристыдил его: мол, как это он, известный политический деятель, не знает, что советские генералы совсем другие. Они служат верой и правдой своему народу. Я рассказал ему о нашем наркоме Климе Ворошилове. «А разве Ворошилов из рабочих?» - спросил Дуррути. «Да, - говорю ему, - он в прошлом луганский слесарь...»
Мерецков искренне поведал начальнику Генштаба, чем он занимался в Испании, разве что умолчал о том, как сам порой водил в атаку испанцев, не раз был на волоске от смерти. Борис Михайлович слушал его внимательно, а когда Мерецков умолк, заметил:
– Выходит, голубчик, вы трудились на два фронта: испанцев учили, как бить врага, а анархистов - железной воинской дисциплине?
– Можно сказать и так, Борис Михайлович.
– Как вас там называли?
– Волонтёр Петрович!
– После паузы Кирилл Афанасьевич добавил: - Я был советником председателя хунты обороны Мадрида генерала Миахи. В нём жили два человека - военный и политик, и работать с ним было очень тяжело. К тому же Миаха раньше дружил с генералом Франко, а затем сражался против него.
– А воевал Миаха хорошо?
– Да. Другое меня настораживало...
– Что же?
– Он не желал сотрудничать с коммунистами, и я боялся, как бы он не перебежал к генералу Франко...
(В 1939 году генерал Миаха всё же перешёл на сторону мятежников, генерал Франко даже расцеловал его за столь «мудрое» решение. – А. 3.).
Беседа Мерецкова и Шапошникова была недолгой, но предметной, и работали они дружно. Борис Михайлович полностью доверял своему заместителю и всякий раз, давая ему задания, убеждался в его способностях. Но он не знал, как тяжело было нести эту ношу Мерецкову! Кроме своей должности в Генштабе, нарком Ворошилов с одобрения Сталина назначил Кирилла Афанасьевича секретарём Главного военного совета - ГВС, заседания которого проходили дважды, а то и трижды в неделю. Нередко на них присутствовал Сталин, и, если на ГВС заслушивались командующие военными округами и вождь задавал им вопросы, работали допоздна. А на другой день с утра Мерецков занимался оформлением протоколов заседаний ГВС, и ему было трудно потом браться за решение штабных вопросов. Видимо, Сталин догадывался, как нелегко Мерецкову справляться с двумя должностями. К тому же он удостоился чести быть избранным в депутаты Верховного Совета СССР первого созыва. Как-то Сталин вызвал его к себе, уточнил несколько вопросов по линии Генерального штаба и спросил: