Наступила пауза. Все молчали, поглядывая на вождя.

–  Цифры, которые вы назвали, товарищ Мерецков, лично меня смутили, - наконец подал голос Сталин.
– У начальника разведуправления генерала Голикова цифры другие...

–  Разрешите мне сказать несколько слов?
– С места поднялся генерал Ватутин.

Сталин, однако, слова ему не дал и, взглянув на молча сидевшего наркома обороны маршала Тимошенко, предложил ему высказать своё мнение. Семён Константинович Мерецкова не поддержал.

–  Я не согласен с оценкой немецких вооружённых сил, считаю, что Кирилл Афанасьевич сгустил краски. Гитлер добился в Европе успехов лишь потому, что ему никто не оказал достойного сопротивления. Да, немецкая армия сильна, но Красная Армия не слабее её. Что же касается резкого увеличения выпуска боевой техники и оружия, особенно автоматического, для Красной Армии - это факт неоспоримый, и в этом начальник Генштаба прав.

–  Кто ещё хочет высказаться?
– спросил Сталин. Желающих больше не нашлось. Вождь неторопливо прошёлся вдоль стола, за которым сидели военачальники, помолчал, о чём-то напряжённо размышляя, и заговорил вновь: - Товарищ Тимошенко попросил назначить начальником Генерального штаба товарища Жукова, освободив его от должности командующего войсками Киевского Особого военного округа. Давайте с этим согласимся!

Возражений, естественно, не последовало. «Доволен был и я, - отмечал Мерецков, вспоминая этот эпизод.
– Пять месяцев тому назад И. В. Сталин при назначении моём на этот пост обещал заменить меня, когда найдёт подходящую кандидатуру. И вот он сдержал обещание. Я возвратился на должность заместителя наркома обороны и опять погрузился в вопросы боевой подготовки войск. Георгия Константиновича Жукова я считал одним из наиболее подготовленных наших военачальников для работы начальником Генерального штаба».

Мерецков и его первый заместитель Ватутин вернулись в Генштаб грустные. Николай Фёдорович глухо заметил:

–  Не нравится мне всё это...

–  Что именно?

–  Кадровые перемещения...
– Ватутин наморщил лоб.
– Я хотел тоже кое-что сказать о немецкой армии: как хорошо она вооружена, как подготовлена к боям, но вождь не дал мне слова.

–  Ему виднее, Николай Фёдорович.
– Мерецков сел за стол и стал раскладывать рабочие папки.

–  Это пахнет шапкозакидательством, - возмутился Ватутин.
– Иные военачальники, как Кулик, Голиков, полагают, что мы будем воевать на территории врага и малой кровью разгромим его «могучим ударом», как поётся и песне. Я так не считаю и готов заявить об этом даже вождю. Быть патриотом надо, спору нет, но, если ты в бою пойдёшь на фашистский танк с винтовкой, ты ничего не сделаешь, только себя погубишь.

–  Николай Фёдорович, что это тебя потянуло на крамольные речи?
– усмехнулся Мерецков.
– Считай, что этого ты мне не говорил. Лучше садись да помоги мне подготовить документы к сдаче генералу армии Жукову. Он вот-вот приедет из Киева.

–  А кому он передаёт свой округ?

–  Генерал-полковнику Кирпоносу. Михаил Петрович хорошо проявил себя на финской войне. Я высоко оценил его как военачальника, о чём и сказал вождю, когда он меня спросил.

Жуков прибыл в Москву вечером 31 января. В столице было холодно. С утра куражилась пурга, в бешенстве металась по улицам и дворам, а под вечер ветер утих и с неба посыпал снег. Прямо с аэродрома Георгий Константинович позвонил Мерецкову домой.

–  Кирилл, ты с утра будешь в Генштабе? Я хотел бы принять дела. Семён Константинович в курсе, я вчера ему звонил. А сейчас хочу определиться в гостинице.

Мерецков ответил, что утром он придёт в Генштаб, что у него все документы подготовлены, передача дел не задержится и волноваться ему, Жукову, не стоит.

–  Послушай, Георгий, приезжай сейчас ко мне домой, а? Посидим, выпьем по рюмашке, как бывало, ну?

–  Будем вспоминать, как рубали шашками белых в Гражданскую, - подсказал Георгий Константинович.

–  А как же, без этого никак нельзя, то была наша боевая юность, - весело отозвался Кирилл Афанасьевич.

–  Еду!
– коротко бросил в трубку Жуков.

Жуков нравился Мерецкову своей простотой. Дело своё он знал так, как, быть может, никто другой из тех, с кем Мерецков прошёл нелёгкий боевой путь. Энергичный, напористый, он был в обращении прям, честен и правдив, а это было то, что Кирилл Афанасьевич ценил больше всего. О себе Жуков говорил, что человек он ершистый, но по делу, а в остальном такой же, как и все. Особенно близко Мерецков узнал Жукова в тридцатые годы, когда тот работал в инспекции кавалерии Красной Армии, заместителем у Семёна Будённого. Потом, когда Кирилл Афанасьевич был назначен начальником штаба Белорусского военного округа, Георгий Константинович командовал кавалерийской дивизией, позже он вывел её в передовые в округе. В 1935 году 4-я Донская кавдивизия была награждена орденом Ленина, и вручал дивизии этот орден маршал Будённый, возглавлявший тогда инспекцию кавалерии. Но Мерецков к этому времени уже проходил службу на Дальнем Востоке под началом командующего Василия Блюхера, будучи начальником штаба Особой Краснознаменной Дальневосточной армии.

Жуков вошёл в квартиру весёлый и сразу подошёл к Дуне.

–  Это вам, Дуняша!
– звонко произнёс он и вручил ей букет красных роз.
– Дарю вам на счастье!

–  Боже, какая прелесть!
– воскликнула хозяйка, осторожно взяв букет.
– На дворе двадцать градусов мороза, а тут такие розы! Где вы их взяли?

–  Секрет, Дуняша!
– засмеялся Жуков.
– Может, я достал их в Киеве, а может, в Москве. Главное, что я вас не забыл и рад, что букет вам понравился.

–  Я так люблю розы, и как раз красные, - улыбнулась хозяйка.