– Католическая школа?
– подразнивала она.
– Папа переворачивается в могиле.

Кингсли рассмеялся и пожал плечами.

– Я знаю. Это была не моя идея. Мальчишки в моей старой школе ненавидели меня.

– За соблазнение всех их подруг и сестер, без сомнения.
– Мари-Лаура погрозила ему пальцем.

– Да, конечно. Но пырнуть меня ножом - это чересчур.

Ее глаза расширились.

– Ножом? Ты сказал, что это была всего лишь царапина.

– Большая царапина.

– Я не знаю, гордился бы тобой папа, или попытался бы убить тебя сам.

– И то и другое, - сказал Кингсли, и они рассмеялись.

– А что насчет тебя? Ты все еще разбиваешь каждое сердце в Париже?

– Конечно.
– Она села рядом с ним на диван и скрестила натренированные, изящные ножки.
– Я должна разбивать их сердца, прежде чем они разобьют мое.

– Ты должна найти богатого старика и выйти за него замуж. Он скоро умрет и оставит тебе все свои деньги. Тогда ты могла бы остаться в Америке со мной.

– Остаться в Америке? Зачем мне это делать? Если бы я вышла замуж за богатого человека, я бы вытащила тебя из этого ужасного места, и забрала бы с собой обратно в Париж.

Кингсли откинулся на спинку дивана и закинул лодыжку на колено.

– Не знаю. Я думаю, может, мне понравится здесь. Америка — это не так уж плохо.

– Что? Мой брат Месье-Париж-Это-Единственный-Город-В-Мире, хочет остаться в Америке? Как ее зовут?

Глаза Кингсли расширились.

– Не смотри так невинно, - сказала Мари-Лаура, тыча пальцем ему в грудь.
– Как ее зовут? Ты, должно быть, влюблен, раз хочешь остаться в этой стране.

Со стоном, чтобы прикрыть свою неловкость, Кингсли повернулся лицом к Мари-Лауре.

– Я уверяю тебя, что не влюблен в девушку из этой страны. Даже не из Канады, которая в полуметре отсюда.
– Он указал на север. - Я люблю Америку. Париж - пышный, роскошный, но Америка… есть что-то неприрученное в этом месте, что-то дикое.

Мари-Лаура вздохнула.

– Если тебе здесь нравится, то мне бы тоже здесь понравилось. Сейчас, все что имеет значение, что ты здесь.

– Я и пятьдесят мальчишек, которые не видели симпатичную девушку месяцами?

Она подняла брови.

– Я не буду жаловаться на эту часть вопроса. Теперь, может, тебе стоит показать мне это место, если я буду жить здесь в течение следующего месяца.

Кингсли встал и взял ее за руку, поставив на ноги.

– Месяца?

– На дольше я не могу остаться. Мне пришлось соврать директору моей труппы и рассказать ему, что у меня растяжение связок, которое должно заживать за месяц. Если я пробуду дольше, я потеряю свое место в массовке.

– Ты не должна быть в массовке. Ты - Прима-балерина.

– Я буду. Когда-нибудь. Но мы все должны платить причитающееся. И, кроме того, Лоран не может пока сделать меня Примой. Это было бы подозрительно.

– Еще одно покоренное сердце?

Мари-Лаура похлопала ресницами.

– Танцор… у них такие мощные ноги.

Кингсли замахал на нее рукой, пока они надевали свои пальто и снова направлялись к двери.

– Я не хочу подробностей твоих завоеваний. Ты можешь быть красивой, но ты все еще моя сестра.

– Ну, я хочу знать все подробности твоей личной жизни. Ой, подожди, ты в школе для мальчиков. У тебя ее нет.

Она слегка похлопала его по щеке, чтобы поддразнить, выскакивая вперед в холод. Ах, Мари-Лаура… Кингсли вздохнул. Если бы она только знала. Рука в руке, они бродили по территории школы. Он показал ей столовую и познакомил ее с отцом Альдо. Мари-Лаура и священник посовещались в течение нескольких минут о меню этого вечера. Он планировал суфле. Она предложила Киш. Кингсли притворился, что засыпает, и Мари-Лаура ущипнула его за руку, как она всегда делала, когда они были детьми. Кингсли дернулся от щипка, достаточно резко, чтобы Мари-Лаура заговорила:

– Когда это ты стал таким чувствительным?
– спросила она, пока они покидали столовую.
– Я только ущипнула тебя.

– Все нормально. Ты просто ущипнула меня, где у меня уже есть синяк. Я выживу.

– Я найду часть тебя, которая без синяка, и туда я ущипну тебя в следующий раз. Oui?

– Oui.

Он улыбнулся, но он знал, что потребуется незаурядная тщательность, чтобы найти на нем ту часть, которая не имела бы синяк или рубец. Прошлой ночью, Сорен был абсолютно беспощаден с ним. Избиение, казалось бесконечным. Секс и подавно. Поразмыслив, Кингсли понял, что интенсивность их ночи была таковой, потому что присутствие Мари-Лауры могло сделать их встречи гораздо более сложными. Но они найдут способ. Они должны быть вместе, Сорен и Кингсли. Они принадлежали друг другу.