Невольно слёзы наворачивались на глаза. Медленно и неповоротливо я зашёл в зал ожидания. Глаза, затянутые пеленой тихого остервенения, ещё раз глянули на кабинет главврача. "Обманул, сука!". Прелиминарно уже готовился к привычному оскалу старлея Казистого. А там уже конец: зашьют меня, казнённого в кожаный мешок вместе с живыми змеёй, обезьяной, петухом и собакой, и утопят в глубоком водоёме.

– Мама???
– удивился я, вглядываясь в полумрак зала ожидания, и горько заплакал.
– Мамочка!!!

Передо мной стояла заплаканная мама, которая, только увидев меня, сразу бросилась в объятья.

– Димулька! Сыночек!

– Мамочка!
– ещё крепче обнял её я, чтобы убедиться, что передо мной не мираж.

Я не мог поверить в то, что переживаю в эти минуты. Неужели я всё-таки с ней встретился? Вот это самый лучший подарок к Новому году. В зале ожидания мы просидели около двух часов.

– Дим, как же ты изменился! Тебя здесь совсем не кормят?
– обеспокоенно говорила она.

– Мам, здесь еды не хватает. Я хлеб по карманам распихиваю!
– честно признался я.

– А я тут тебе принесла немного. Вот! "Оливяшечка", "Селёдка под шубой"! Вот, курочку привезла, грибочки - всё как ты любишь. Кушай, сыночек, наедайся! Боже, что ж с тобой произошло?

– В смысле?

– У тебя даже щёки пропали! Ты сильно похудел!

– Мам! Неважно. Ты лучше скажи, почему только сейчас смогла приехать? Как ты?

– Да я почувствовала, что с тобой что-то произошло. Видишь? Материнское сердце никогда не обманывает! Позвонила к тебе в часть. Через справочную узнала номер. Поднял трубку, какой-то Орищук или Оминюк... не знаю.

– Орищук! Это наш командир роты.

– Он-то мне и сказал, что тебя отвезли в госпиталь города Хмельницкий.

– Подожди, мам, а Саша? Я просил его позвонить тебе и сказать, что меня в Киев увезли.

– Никто мне не звонил!

– Как не звонили? Блин, а я ниоткуда не мог позвонить тебе! Вот Саша... блин...

– А я вот тебе звонила. Трубку взяла какая-то женщина и в грубой форме сказала, чтоб я больше не звонила сюда! Где твой номер?

– Чёрт возьми. Это я одной девушке дал карточку, ну, позвонить ей надо было, вот она с ней и уехала.

– А мать названивает ему, да?

– Ну, мама...

– Так, ешь, давай! И курочку бери!

– Мам, ну а дальше что? Что в госпитале было?

– А, ну да! Мама ж у тебя не зря в облгосадминистрации работает. Я написала в тот же день письмо в Министерство Обороны и в госпиталь почти сразу выехала проверяющая комиссия.

– Ну, мама, зачем? Там на меня теперь косо смотрят!

– Да мне всё равно! Взбучку я им устроила хорошую. Мне никто не хотел говорить, где ты. Я перевернула весь Хмельницкий и мне сказали, что ты в Киеве, где-то в психиатрии. На работе, во время обеда, я нашла все адреса психбольниц в городе Киеве. Обзвонила. И хоть почти никто не хотел говорить мне, лежит ли у них рядовой Лавренёв, ведь это та информация, что не должна разглашаться, но я постаралась - и вот я здесь. Санитары у вас, конечно, звери! Меня вовсе пускать не хотели! Сказали, что встречи возможны только с 8 утра и до половины 11-ого. Ну а я разве виновата, что поезд из Днепропетровска прибыл в 6:15. Вот я и прождала тебя на морозе.

– Вот это да! Санитары здесь действительно сумасшедшие!
– выдохнул я, уплетая привезенную из родного дома вкусную еду.

– Дима, ты не волнуйся! Я уже написала письмо в Министерство Обороны и скоро сюда приедет комиссия.

– Мам, зачем? Меня обещали и так комиссовать.

– Так комиссуют наверняка!

– Кстати, а где дядя Толя?

– Дома остался, с Андрюшей. А он, между прочим, написал тебе письмо. Вот оно!

Я взял в руки чистый конверт, на котором было разными ручками написано от Андрея. 29-30 ноября 2008 года.

– Он ещё в конце ноября написал?

– Да. Доставал меня по вечерам. Всё расспрашивал, как ты.

Я вгляделся в письмо. Писал он высокомерно, с нотациями в каждом слове. Странно было от братика читать это письмо, но факт написания этого письма меня уже радовал.

Письмо было такого содержания:

"Трагедия не что иное, как обучение тех, кто по-иному уже научиться не мог...

Жизнь каждого человека складывается так, чтобы он осознавал ошибки своего прошлого, исправлял их на будущее, развивался, обучался и устаивался в Добре. Когда, из-за страха, либо из-за своих убеждений, человек не внимает урока Жизни, ему преподаётся новый урок, цена которому гораздо выше прежнего..."

Особенно впечатлило одна из последних строчек письма:

"Вспомни, осознай это, и не пройдёт и два по семь, как вернёшься домой. Ведь всё материальное укоренено в духовном".

Что он хотел этим сказать? Два по семь - что это? Две недели? Почему такими загадками? В общем, от странного человека иного ожидать и не стоит. Но я его всё равно люблю! Мой братишка...

Через полчаса мама крепко обняла меня и, оставив еды и журналов, ушла на вокзал, возвращаться в Днепропетровск. Так не хотелось её отпускать...