Эгето схватил его за руку. Надь повернулся к нему, глаза его налились кровью.

— Оставьте, — пробормотал он.

— Думаете, мне нравится? — шепнул ему Эгето.

Надь пожал плечами. Эгето наклонился к его уху.

— Вы же почтенный, благонадежный эсперантист!

Надь лишь метнул на него бешеный взгляд. А Эгето сказал:

— Нельзя нам лезть на рожон.

Надь наконец улыбнулся.

— Что за разговорчики! — крикнул капрал, обладавший острым слухом, и посмотрел в их сторону. Взгляд его становился все более колючим. Он подошел к ним.

— Вы! — сказал он, уставившись на Эгето. — Кто такой?

— Бакалейщик, — не спеша произнес Эгето, — приказчик…

— Бакалейщик? — переспросил капрал. — Мука, сахар? Кулечек?

Эгето кивнул. Капрал помолчал.

— Я тоже, — наконец сказал он и, отойдя от него, уже через плечо бросил: — В Галаце.

Он проследовал дальше. Со скучающим видом он оглядывал арестованных. Вокруг царила мертвая тишина. Не слышно было даже жужжания мухи. Человек в золотых очках, объятый ужасом, перестал ловить ртом воздух.

Капрал поглядывал из-под насупленных бровей. Те, на кого падал его взгляд, в конце концов опускали глаза. Какой-то слабонервный приказчик из магазина дамской галантереи под его взглядом побелел как полотно.

— Что пялишься? — спросил капрал у девушки.

Она продолжала смотреть на него и не отвечала. Если бы это зависело только от бакалейщика из Галаца, то, может быть, студентку философского факультета с гладко зачесанными волосами постигла участь человека в золотых очках. Но старший сержант что-то сказал ему по-румынски, и они пошли дальше.

— А-а! — произнес вдруг старший сержант, останавливаясь перед Зингером и Дубаком. — А-а! — повторил он тоном, в котором звучала насмешка, и стал бесцеремонно их разглядывать.

Лайошка тихонько сполз с колец и пробрался к отцу. Он ухватился за полу его кителя. Они стояли, словно скульптурная группа: посредине двое взрослых — Зингер и Дубак с красными ушами, слева — жирный пес, справа — худенький мальчик.

— Вы! — в гробовой тишине прозвучал голос капрала.

— Чего изволите? — сказал Зингер.

Пес тявкнул.

— Собаке молчать! Вы кто? — ткнул капрал в Дубака старшего. — Военная личность?

Дубак щелкнул каблуками и блистательно доложил, что он тоже капрал. И этим себя погубил. Румын повернулся, подал знак указательным пальцем, и Дубак покорно поплелся за ним к дверям гардеробной. Даже не заикнувшись, с ничего не выражавшей бараньей физиономией. Следом за отцом, не выпуская его кителя, шел мальчик. Они подошли к двери.

— Чей мальчонка? — спросил капрал. — Твой?

— Мой, — медленно произнес Дубак и кивнул.

Капрал колебался.

— Черт! — выругался он. — Погань! Живо назад! Красный сброд!

Тут Дубак погубил себя вторично. Он просто не понял того, чего хочет добрый капрал. Он решил, что приказ относится только к ребенку. И вздохнул.

— Ты останься, — обратился он к сыну. — Я сейчас вернусь.

Твердо веруя в торжество справедливости, он скрылся за дверью гардеробной. Румынский капрал сперва оторопел, затем пожал плечами и просто отошел в сторону с пути неумолимого рока. Впрочем, в хаосе накапливающихся событий его вера в свое знание венгерского языка сильно пошатнулась; он не посмел выяснить это новое недоразумение в гардеробной, ибо трусливо полагал, что его переводческой карьере может грозить непосредственная опасность.

В гардеробной, громыхая, повернулось обитое железом колесо судьбы Лайоша Дубака.

Перед дверью один-одинешенек стоял Лайошка с опущенной головой и горестным лицом и, ковыряя в носу, потихонечку всхлипывал. В гардеробной что-то грохнуло. Стоявший у двери солдат положил руку на плечо мальчугана, и в этот миг из груди Лайошки вырвался скорбный, скулящий звук. Седовласый «эсперантист» ухватился за скамью, на которой сидел, и закусил губу; кровь отхлынула от его щек, и весь вид его говорил о том, как он старается пересилить себя, так же, впрочем, как и многие другие из находящихся в зале людей. Мальчуган снова издал тот же скулящий звук и под рукой у солдата прошмыгнул в гардеробную. Надь захрипел, какая-то женщина вскрикнула; кровь ударила в голову Эгето, он позабыл обо всем.

— В таком случае я! — крикнул он Надю, крепко выругался и с пылающим лицом направился к полуотворенной двери.

Солдат, стоявший у двери, уже бросился вслед за мальчиком. Эгето сам не знал, чего он хочет… но дверь перед его носом захлопнулась и отскочила дверная ручка. Он нагнулся, чтобы поднять ее.

— Папочка! — крикнул в гардеробной мальчик и с громким плачем бросился к топчану.

— Что это? — взревел старший лейтенант и соскочил с письменного стола, на котором сидел, свесив ноги.