Отвинтить, повторил он глянув на отца назидательно и для пущей убедительности покрутил пальчиком в воздухе против часовой стрелки.

Тут Влад, что называется, так и сел, хотя уже некоторое время именно в этом положении и находился! Нет, конечно, всему можно найти разумное объяснение. Они же общались с Серегой с самого его рождения. Еще таская сына на руках, Маша так увлекательно описывала процесс приготовления пищи, что Влад и сам иногда слушал открыв рот. Да и он тоже много чего своему наследнику объяснял: про машины, про девушек, про все остальное иногда. Про политику, правда, не говорил чтоб не учить ругательствам. В общем, общались они с Серегой по-настоящему, без разных там сюсюканий и обмана. Поэтому в таком его внезапном и полном словесном прозрении ничего удивительного не было. Ну, или почти ничего.

Через несколько дней после того, как Серега заговорил, Маша осторожно спросила, что он ищет в книгах.

 Правильные слова, ответил тот. Только вы их не знаете.

Да, они с Машей с самого начала понимали, что Серега у них особенный. В этом, конечно, присутствовала изрядная доля обычного родительского отношения: ведь свой ребенок всегда самый-самый. Но только в их жизнь с появлением сына вошло и нечто еще. Нечто такое такое Необъяснимое! Оно раздвигало границы их понимания жизни и, будучи темой негласной и тщательно оберегаемой, еще больше сближало.

А Серега он еще много раз сажал своего отца на задницу. Когда объяснял, как надо правильно тратить деньги. Когда сказал, глянув на застывших перед телевизором родителей, что они слишком уж с большой готовностью подставляют уши под разную лапшу. Со временем Владу стало казаться, что он начинает привыкать ко всему этому. Но последний Серегин прострел заставил его несколько дней смотреть на окружающий мир так, будто видит его впервые.

Дело было в субботу. Или нет, началось все еще в пятницу, вечером. Влад пришел с работы, слова не успел сказать, а Серега уже заявил маме, что завтра они поедут к Большой Курице. Ну, поедут так поедут. Утром Маша чего-то захотела остаться дома, и они отправились вдвоем. Купили цыпленка, все как полагается. Доехали до Гатчины там в парк. Неторопливым шагом по аллеям. Ранняя весна. На озере лед уже сошел, но рядом с водой еще прохладно. Нашли место, расположились. Погода тихая, вокруг деревья действительно хорошо! Начали жевать. Вдруг Серега отложил еду, вытер салфеткой руки, и его распахнутые глаза оказались совсем близко:

 Ты прости меня, папка, что я на тебя так много навесил! Я ведь не должен был здесь рождаться. Ошибка навигации.

У Влада кусок застрял в горле, но в следующее мгновение Серега уже повис у него на шее совсем по-детски, и предыдущий момент как-то сгладился.

Хотя нет, это был не последний раз. Последний был там, на мосту, перед самым взрывом

Ну что, Сережа, получается у твоего папки не печалиться?

Глава 20

Как же хочется есть! Даже руки дрожат! Мелко так дрожат, панически. А взгляд пробует на вкус все, на что натыкается. И в этом взгляде ничего человеческого один сплошной кусательный рефлекс!

Дубовая кора. Горькая, будто насквозь пропитанная этим едким туманом. Проглотить ее он не сможет

Крапива. Когда бабушка в деревне делала из нее суп, то добавляла яйцо и картошку. Влад представил, как он старательно отварит крапиву, потом хлебнет получившейся кислотной жидкости она обожжет горло, соединится с желудочным соком От такой перспективы кусательный рефлекс и тот отвернул свою морду.

Для грибов с ягодами еще не сезон. Но даже если он их и найдет, то не притронется: был в детстве опыт, тогда он выжил.

Этот лес будто с другой планеты. Среди стройных сосен одинокая березка, растущая причудливыми изломами. На толстом стволе поваленного дерева два дупла в окружении белесых наростов. И темная низина, из которой веет незнакомой сыростью

В той, другой своей жизни, он бывал в лесу. С деревенскими пацанами. И когда ходил в походы. На пикники, опять же, выбирался. Подобные вылазки были кратковременными, с возможностью в любой момент вернуться. За это его обязательное возвращение горой стояли сначала родители, потом еще школа, работа цены на бензин, наконец. Но сейчас того города, куда можно было бы вернуться, нет! И запасов еды тоже нет! А деревья заставляют смотреть на себя откуда-то с уровня колен.

У него есть нож. Который надо воткнуть во что-нибудь съедобное. Да, это единственный оставшийся вариант. Вот только воткнуть нож не во что. То есть, вокруг много чего имеется, однако во все это тыкай не тыкай

Сейчас бы спрятаться! Найти подходящее место, упасть туда, пусть даже и на пару с голодом. Лежать и не шевелиться. И ни о чем не думать. А там, глядишь, отношение к происходящему понемногу изменится Но признайся, Влад, ты ведь с некоторых пор сильно сомневаешься в том, что смерть на самом деле освобождает. И разве обязательно возвращаться к этому вопросу по каждому мало-мальски значимому поводу?