Недолго думая, Уайт проделал это: коснулся указательным пальцем глянцевитой кожи на сгибе руки и ещё поводил, как бы желая удостовериться в подлинности.

– Разве я похожа на привидение?
– немедленно откликнулась Дина.

– Разве на особо красивое привидение, - галантно отозвался тот.

На лице девушки обозначилась улыбка, которая могла быть расценена в качестве удовлетворённой, но могла быть понята и обыкновенной улыбкой вежливости.

После обеда мужчины, значительно подмигнув друг другу, разобрали своих дам. Ундина, правда, выразила сомнение, поймут ли жених с невестой друг друга, на это Барнаби, обуреваемый пагубными надеждами, со знанием дела покивал головой: мол, как-нибудь разберёмся, а прислуга свободна.

Феликс как-то неожиданно для себя попытался расспрашивать Дину о её жизни, вдруг обнаружил, что взамен рассказывает о своей. Ундина внимательно слушала, о себе докладывать не торопилась. Уайт понял: девушка привыкла заниматься чужими историями, не обращая внимания на себя. Это было правдой только частично.

Ундина Слуцкая не любила рассказывать о себе по одной причине: воспоминания были мрачными и полными борьбы самой с собой.

Отец Дины был программистом, а мать бухгалтером. Самая обычная, даже довольно благополучная семья. Дина - единственная дочь, с детства предоставленная самой себе, увлекалась чтением и шоколадом с трех лет. А в пять девочка услышала за спиной слово "жирная" и вдруг с ужасом поняла: обращение адресовалось к ней. Имя Ундина при новой, намертво прилипшей кличке, сделалось её крестом и бичом, державшим Дину подальше от сверстников, двора, где раздавались детские крики, детского сада, испугавшего её до дрожи в коленках. Насмешки и дразнилки от случайно встреченных детей продолжались до первого класса, а там уж превратились в постоянный кошмар. Не только другие дети, но и взрослые показывали на неё пальцами, а родители стали урезать в каждом куске, высмеивая в воспитательных целях детские желания и малоподвижность дочери. Она же в ответ ела назло, когда никто не видел. Читала и ела, возненавидев тощих голливудских актрис, худеньких сверстниц, спортивных мальчиков, унизительные уроки физкультуры и родителей заодно. Их предательство она чувствовала особенно остро: мама и папа поддержали против нее весь белый свет, отвергнувший ее, одну маленькую беззащитную девочку.

В пятом классе до смерти влюбилась в узкоплечего и тонкорукого долговязого очкарика с мужественным именем Глеб, совершенно мальчику не подходившему.

Дина прекрасно отдавала себе отчет в том, что Глеб из стана худых, то есть, врагов, и хотя бы по одной этой причине ее, Дининой, любви достоин не был. С другой стороны, мальчик, при явном недостатке веса, над Диной никогда раньше не смеялся, не дразнил, не задавался, а значит, в открытых врагах не состоял. Это и зачлось.

Глеб любил решать математические задачки и строить из игрушечных блоков, что ни попадя. Едой и чтением не увлекался, и Дина, не способная обуздать свои чувства, стала приспосабливаться. В результате любовь так же легко, как пришла, ушла, но зато испарилась вместе с лишним весом. Дина превратилась в писаную красавицу. Красота стала ее несметным сокровищем, перевоплотив девушку в настоящего графа Монте-Кристо в юбке. В том смысле, что делом жизни теперь как будто являлась месть былым обидчикам.

Где-то, начиная с класса седьмого, Дина читала не только романы, но и серьезные книги по психологии. С этого же момента увлеклась физиогномикой, херомантией и Эдгаром Кейси.

К девятому классу девушка хорошо знала, как привлечь любого мальчика. Одного за другим, она, не упуская врагов, влюбляла в себя каждого, кто когда-то ранил ее. Подавала надежду, искала и находила самое больное место, затем хладнокровно наносила удар. Черный список, годами хранившийся в ее душе, сошел на нет. Вернее, разделился надвое.

В первый столбик попали одураченные, а потом жестоко брошенные не солоно хлебавши молодые люди. Во второй - девушки, от которых были легко уведены любимые.

Но вычеркнув последнее подготовленное для расплаты имя, Дина поняла: она превратилась в расчетливую стерву, а вокруг пустота одиночества. Молодые люди чураются ее и ухаживать за ней не спешат.

Дурная слава постоянно держалась на полшага впереди. А вот страшная могила унижений отторженного от всего мира несчастного существа с выбитой на мемориале надписью "ЖИРТРЕСТ", - ТА МОГИЛА: хранилище насмешек, издевательств, обид, позоров, страхов, оскорблений, злобы, упреков, стыда и вины, - все, создавшее те списки, будто сплетенное в один бич, не ушло никуда, только спряталось, свернутое, глубоко-глубоко, где-то на дне Дининой души и ждало своего часа вырваться на свободу. Правда, сама Слуцкая этого еще не осознавала.

К моменту знакомства с Феликсом, Дина одинаково устала от ненависти к атлетам вообще и к их представителям сильного пола, в частности, от отравления собственной желчью и от презрения к тем, кто не читает. Однажды в девушке проснулась жалость к бездомным и она стала подкармливать голодных. Не только в праздники, а всегда, сколько могла отдать. Напечет пирогов - и развозит, места она уже знала, узнавала несчастных в лицо, только не могла сдержать брезгливости: грязи и вони не выносила с детства. А ездить к отбросам общества продолжала, словно пыталась наказать себя за неприязнь к людям.

В одной из таких поездок, когда Дина, стараясь не соприкоснуться пальцами, подала, будто швырнула, мешочек с едой бродяге, а тот, как назло, попытался заговорить, и благодетельницу заметно передернуло от омерзения, подошла крашеная, вся из себя холеная фря, схватила Дину за руку и бродяга отстал. Фря представилась Фианой Ляпуновой.

– Народ, конечно, голодный, - усмехнулась она, - но и ты с таким отношением рискуешь нарваться. Не собаки все же.

Дина тем не менее почувствовала к новой знакомой скорее симпатию, чем обиду.

– Ты права, - ответила она миролюбиво.
– Понимаешь, пытаюсь отучить себя от нездорового отношения к неприятным типам... И ничего не получается.

– А Ве-дэ-а пробовала?
– понимающе кивнув, поинтересовалась Фиана.

– Это еще что?

– Взрослые дети алкоголиков.

– Мои родители не алкоголики, - пожала плечами Слуцкая.
– Просто им до меня никогда дела не было. Почти никогда.

– И это тоже, - кивнула Ляпунова.
– Бывает по-разному. У кого как. Комп есть?