Шрифт:
В самом дальнем углу восседала дама и, поминутно тяжело вздыхая, величественно ела пиццу.
– Хочешь, поменяемся местами?
– С готовностью предложила Дина.
– Да ведь ещё кто-нибудь появится, - пробурчал Уайт.
– Раз уж здесь обслуживают всех подряд.
Местами они всё же поменялись.
Подошёл уже другой официант, принять заказ.
Заказали салаты, но разные, чтобы попробовать друг у друга.
Дина ещё раз взглянула на пиццу, которую ела та женщина, и ей показалось, снова ощутила чужой запах, на сей раз, вкусный и острый. Всё бы дала, чтобы съесть не салат их противный, а хороший кусок вон той пиццы, - промелькнуло в голове у новобрачной.
– И с грибочками, и с колбаской, и с сыром, и с перчиком зелёным...
Она шумно втянула воздух и отвернула глаза от женщины. Видение и фимиамы пиццы всё же не оставляли. Ундина даже мотнула головой. Уж что-что, а толстеть ей никак нельзя. Разжиреешь - прощай тогда всё: Феликс, нормальная жизнь... И здравствуйте, воспоминания детства...
– Дина ещё раз вздохнула.
– Ну и напрасно ты так реагируешь.
Не понял её муженёк, однако. В голове всплыл портрет бабы Шуры. Вот она, дородная, раскрасневшаяся, вынимает из печи противень, а на нём несколько рядов пирожков с картошкой... Румяных, пахучих...
– Тоже мне, люди, - продолжал Феликс.
– Да я бы себя голодом заморил...
– Не могут же все поступать одинаково.
– Не понимаю, с чего ты их защищаешь.
– А просто терпеть не могу расизма, - ответила Дина.
– Причем тут расизм?
– удивился Уайт.
– А ты как думал?
– запальчиво возразила жена.
– Самый настоящий, во плоти, ведь полные не в состоянии изменить своего тела, так же как и цвет кожи. И - всех под одну гребенку!
– Во-первых, в состоянии. Жрать меньше надо! А двигаться больше!
– А во-вторых?
– И во-вторых, и в-третьих.
Ундина почувствовала нараставшее раздражение: - Что за страна! Вечно всех под одну гребёнку. То сухой закон, то все не курят, то не едят. Всегда надо кого-то ненавидеть: то чёрных, то белых, то курильщиков, то любителей поесть!
– Можно подумать, у вас лучше, - расхохотался Феликс.
– Сколько в ваших фильмах, да и мировой литературе, насмешек над толстыми. Попадётся отрицательный герой - непременно жиртрест... И не поесть, а жрать до умопомрачения.
– Да, - Дина покачала головой.
– Третье тысячелетие идет, а люди до сих пор жестоки. И всегда кого-нибудь дискриминируют. Еще и какой расизм!
– Сравнения нет, - отрезал Уайт.
– Одно дело - ненавидеть кого-то за цвет кожи...
– Он рассеянно повертел в руках вилку.
– Или там за разрез глаз... И совсем другое дело - сила воли, тренировка, разум.
К столу подошёл официант и выставил накрытую белой салфеткой корзиночку с чёрным хлебом и маргарином.
Феликс неторопливо по-хозяйски разобрал салфетку, достал тонкий кусочек чёрного хлеба и стал растирать желтоватой субстанцией, без калорий и сливочного духа, зато с мерзким привкусом вместо смака.
Ундина, в свою очередь, взяла кусочек чёрного хлеба, который был тёплый, мягкий и, наверняка, сладковатый. Опять же некстати вспомнилась баба Шура с пирожками и сдобным запахом. Дина, стараясь побороть отвращение, подцепила на кончик ножа кусочек немедленно начавшего плавиться маргарина и бросила быстрый взгляд на необъёмных размеров даму.
– Что за жизнь!
– Мысленно вздохнула новобрачная и про себя же тоненько и жалобно добавила: - Пиццу хочу!
Контуры ТОЙ МОГИЛЫ стали четче обозначаться в тумане подсознания.
– На самом деле, - не спеша рассуждал Феликс, - человеку для поддержания своего тела нужно совсем немного. Все эти воздушности и вкусности, особенно итальянские, - он кивнул одновременно назад и вбок, направляя затылок на бедную толстуху, не подозревавшую даже о возможности использования себя и своего пиршества наглядным пособием для чьей-то досужей болтовни: - пончики, сдоба, - всё это излишества.
Дина поняла, что у неё текут слюнки. Столько всего хочется попробовать, а ничего нельзя. Зря, что ли, с пятого класса морила себя голодом и упражнениями, чтобы похудеть и стать своей для всех.
Мама всегда со смехом вспоминала: если кто-то спрашивал, что ей привезти, трёхлетняя Диночка неизменно просила один и тот же ассортимент: конфетку и книжечку. А читать она выучилась как-то так, сама по себе, когда ей ещё трёх не было.
– Я, конечно, не говорю, что надо развивать только тело, причём в ущерб мозгу, - продолжал разглагольствовать Феликс.
Боже мой, как мало, оказывается, они знали друг друга! Ведь там, в Москве, он, кажется, не придавал еде такого значения.
– Конечно, - будто прочитав её мысли, признался тот: - Конечно, когда видишь таких, как Дарья, то поневоле испытываешь неприязнь к тощим кокеткам... Я и не люблю тощих... Всё хорошо в меру...