На ее личные заработки родители неоднократно пытались наложить руки, измышляя всяческие доводы, от "жрешь наш хлеб - плати" до "в семье все общее" и "позор жадинам". Фиана держала удары и свои заработанные прятала и перепрятывала, но семье не отдавала: пускай сами потрудятся не языками. В ответ - за упреками и обвинениями ни мать, ни отец в карман не лезли, поэтому в дополнение, отшлифованное постоянной критикой и заклятьями позора за любую мелочь, одолевало чувство вины и пристыженности за все происходившее на свете. Больше остального стеснялась собственного имени: не с ее же рожей... А в родительской среде было принято называть девочек Фианами, Дианами, Эльвирами и Виолеттами.

Голодают африканские дети - стыдиться надо таким безбожникам, как Фиана. Мать разбила тарелку - "опять эта Фиана не туда засунула!". Поскользнулся отец - снова крики "Фиана прошла, зацепила половицу и не подумала поправить!" Однажды она увидела на улице беременную женщину - и тут же нахлынула виноватость. Девушка согнулась под неведомой тяжестью, а потом подумала: "да здесь-то ведь она ни при чем". В тот момент началось медленное, но упорное просветление, по-сравнению с которым преображения в туалете ради даже не красоты, куда ей-то, а мятежа, - оказались просто мелкой бурей в стакане воды.

На весь день уходила, если не в школу, то в библиотеку, читала до одури, размышляла, медитировала. Там же научилась пользоваться компъютером. В воскресенье сбегала от - или из - церкви, хотя прекрасно знала: вернется - и снова крики, материнские пощечины и затрещины, отцовский ремень.

Койка в общаге показалась Ляпуновой роскошью и освобождением, а зарабатывать и одновременно учиться девушка уже умела. Ей было все равно, какую профессию получить, лишь бы вырваться из дому, причем пораньше. Вот и пошла, куда брали бесплатно и с общежитием: в кулинарное училище. Потом поваром в кафешку - и с первой же попытки в институт на психологию. Записалась и стала регулярно посещать классы плаванья. В соревнованиях не участвовала из принципа. Плевать она хотела на бессмысленные потуги переиграть ближнего и на жюри, в смысле "а судьи кто". Но разным стилям все же выучилась. Из тех малостей, что в этой жизни не вызывали неприязни, главное место занимала вода.

По мере собственного раскрепощения, Фиана поняла, чем хочет заниматься: помогать другим бороться за личную свободу.

И никогда не бросала заветного чата ВДА, в котором обрела подержку, чувство собственного достоинства, даже минимальное, но все же понимание своей особой красоты и ценности.

Чаты, а потом, уже во Фриско, собрания вживую, учили верить, да не в Бога, а в высшие силы, какими сам человек их представляет, понимать обидчиков и, в конечном итоге, прощать за то зло, которое внесли в ее душу. Фиана, несмотря на то, что отдавало христианством, честно старалась. Получалось, правда, не очень.

Личный доверенный, в чате под псевдонимом Кас-Сандра, попросила ее начать с психологического портрета высших сил или высшего Я, каким она себе их или его представляет. Из-под пера Фианы вышел коварный маньяк, тиран, сатрап, циничный садист, кровожадный псих, беспощадный убийца, душитель свободы, глупец, лжец, ханжа, эгоцентрист, трус, диктатор, что там еще...
– то есть, подонок, по-сравнению с каковым сам сатана олицетворял бы святость. Такому высшему Я она не желала молиться. Она вообще не желала молиться и верила, теперь еще больше обычного, только в себя и собственные силы.

– Ого!
– сказала Кас-Сандра.
– Я только не понимаю, как ты жива до сих пор.

– Сама удивляюсь, - последовал ответ.

– А каким ты хотела бы видеть высшее Я?

Фиана задумалась. Такого поворота она не ожидала. После долгих размышлений Лапни, тогда еще Ляпунова, вспомнила классику Стругацких.

– Если бы я могла представить себя Богом, я стала бы им.

Но Кас-Сандра не сдавалась. После долгой работы ее подопечная создала свой собственный образ супер-существа, того Бога, каким хотела видеть достойное поклонения Высшее Я. Ему, вернее, Ей, поскольку ее Бог, разумеется, был женщиной, тонкой, благородной, чуткой, на самом деле, мудрой, - такому Высшему Я она могла бы молиться.

В тот момент, когда девушка, наедине сама с собой, переломив свое отрицание, просто, чтоб попробовать, а вдруг, но без надежды на успех, дрожащими губами, запинаясь, чужим голосом произнесла слова молитвы, она неожиданно почувствовала на плече тяжесть теплой руки. Эта, взявшаяся из ниоткуда, но совершенно материальная, хотя и не видимая обычным зрением, рука дружеским пожатием и поглаживанием плеча успокаивала и поддерживала Фиану так, как даже в ранних мечтах не могла или не хотела мама. Рука мысленно созданного девушкой супер-существа безмолвно говорила, что она родная, и дарила любовь и успокоение. Впервые за всю жизнь Фиана почувствовала счастье покоя и уверенность: она не одна и теперь все будет путем. Мир больше не был против нее, и уже отпадала необходимость в баррикадах, которые она всю дорогу строила против мира. Мир еще не был полностью за, над этим еще предстояло трудиться, но Вселенная, по крайней мере, перестала угрожать ей и донимать обвинениями и упреками.

Постепенно Фиана и сама стала Личным доверенным под псевдонимом Шип-Розы, еще потом эмигрировала во Фриско, потому что во Фриско жила Кас-Сандра. Фиана честно работала над собой не только в смысле карьеры. На собраниях, однажды узнав о резервациях, она решила посвятить себя несчастным и переехала поближе к ним. Потом на три дня в неделю пошла психологом в агентство для обиженных женщин, где жертвам агрессивных мужей давали приют и оказывали всякого рода помощь.

В ресторане у Шип-Розы была назначена встреча с подопечной, и Фиана чуть опоздала, потому что буквально перед дверью девушку перехватил вышедший оттуда Джейкоб - синеглазый Яков Цыганников или Яшка-Цыган из Москвы, он тоже из своих принципов жил в резервации и работал там же курьером, водителем и помощником по особым поручениям, был, что называется, на побегушках.