— Второй раз рука, — пробормотал Тамерлан. — Почтенный посол, позвольте спросить, какая именно рука — левая иди правая?

Дон Альфонсо, когда ему перевели вопрос эмира, растерянно задумался, затем ответил:

— Полагаю, что десница…

— А вот и нет! Как раз левая. Десница-то у меня почти как деревянная. Продолжайте.

Дон Альфонсо, сбитый с толку, сначала робко, затем, видя, что его больше не перебивают, принялся вовсю расхваливать красоты Самарканда и Кеша, сказал, что нигде в мире нет такой архитектурной утончённости вкуса, восхваляя сад Гюль-Баг, во дворце которого послы прожили с позапрошлого воскресенья до нынешнего понедельника. Дон Альфонсо так восторгался цитронами, мандаринами и лимонами, будто в Испании нет ни лимонов, ни апельсинов, так расхваливал фонтаны и водоёмы, будто в Европе никогда не видывали ни фонтанов, ни водоёмов.

— А какие в том саду разгуливают звери! — воскликнул дон Альфонсо в запале, усердно отрабатывая инструкцию о том, что любому восточному правителю надо как можно восторженнее расхваливать даже самые мелкие чудеса, имеющиеся в его владениях. Да и не только восточному. — Мы нигде не видели таких оленей и фазанов, как в саду Гюль-Баг, клянусь своей шпагой! А какие великолепные кушанья нам подавали! Особенно хороша была лошадь, зажаренная целиком. Нигде в мире так не готовят! Мы рады случаю поблагодарить великого сеньора за присланные нам подарки. Кстати, принёсший мне дарованные платье и шапку вассал Тамерлана и пояснил, что чем именитее посланники, тем позже великий сеньор их принимает, для начала угощая и одаривая.

— Что верно, то верно, — усмехнулся Тамерлан. — Если бы ко мне прибыл посол от самого Аллаха, то я лет пять не принимал бы его, всё закармливал бы да осыпал подарками.

Дон Альфонсо рассмеялся в ответ на удачную шутку, хотя на душе у него кошки скребли.

— Наконец нас привели сюда, — сказал он.

— И вот вы здесь, — сказал Тамерлан.

— Да, мы здесь, — пробормотал дон Альфонсо. — А какие замечательные слоны! Мы видели их здесь, при входе в этот сад. На каждом затейливые башенки, в башенках сидят люди и развлекают народ всякими фокусами, которым эти слоны обучены… Их, должно быть, десять или больше, этих слонов?..

— Их там шесть, — сказал Шах-Малик Мирза.

— А по-моему, их там шестьдесят, — сказал Тамерлан.

— Будь по-вашему, хазрет, — пожал плечами Шах-Малик Мирза.

— Да, их шестьдесят, — кивнул Тамерлан, — Ну да ладно. Так что вы говорите, здоров ли сын мой, эмир Энрике?

— Он в полном здравии и послал нас за тем только, чтобы засвидетельствовать своё почтение и пригласить к себе в гости, — произнёс тут дон Гомес де Саласар, поскольку дон Альфонсо вдруг совсем сник, не понимая ни тона, ни шуток, ни поведения великого эмира, начав даже сомневаться, в своём ли тот рассудке.

— А, вот что! — сказал Тамерлан. — В гости! Должно быть, моего сына эмира Энрике интересует вопрос, не собираюсь ли я завоевать остров франков и присоединить его к своим владениям?

— Осмелюсь заметить, — произнёс тут дон Ронсалес де Клавихо, — что мы живём не на острове, а на большой территории, лишь с трёх сторон обтекаемой водами морей.

— Мне лучше знать, — заявил великий эмир. — Франки живут на острове, и когда у них рождаются дети, у этих детей есть хвостик, который отваливается, как только младенца трижды искупают в талом снеге.

— Осмелюсь снова заметить, — возразил дон Гонсалес, — что эти сведения ложны. Никаких хвостиков у наших детей не бывает.

— Не бывает? — с сомнением в голосе сказал Тамерлан. — Проверим. Вы все трое останетесь при мне, я дам вам жён, пусть они родят от вас ребятишек — только чур не мухлевать! — и мы посмотрим, будут хвостики или нет. Тогда только я отпущу вас назад к эмиру Энрике, и вы скажете ему, что я пока ещё не собираюсь приходить его завоёвывать. Остров франков лежит слишком далеко от Мавераннахра, он расположен по ту сторону света, до него даже дальше, чем до столицы Китая, куда я намерен наведаться в ближайшем будущем. А вот уж когда я завоюю Китай, тогда только соберусь осчастливить западных государей, приду и подчиню их своей благословенной державе.

На это ни у дона Гонсалеса, ни у дона Гомеса, ни у дона Альфонсо Паэса де Санта-Мария не нашлось ничего в ответ. Все трое растерянно и заворожённо смотрели на страшное чудовище, восседающее против них, настолько уверенное в своём могуществе, что не было никаких сомнений — он действительно завоюет Китай, а потом придёт в Европу и станет покорять одну страну за другой — Византию, Венгрию, Италию, Священную Римскую империю, Францию, Англию, Испанию…

— Хотел спросить у послов, — сказал Тамерлан после некоторого молчания. — Проезжали ли они через Султанию и виделась ли с моим сыном Мираншахом?

Когда послам перевели этот вопрос, они несколько воспрянули духом, обрадовавшись, что разговор перескочил на более реальную тему, закивали головами.

— Ну и как он, мой Мираншах? — спросил Тамерлан. — Не произвёл ли он впечатления человека, повредившегося в уме?

— О нет, — снова обрёл дар речи дон Альфонсо. — Сеньор Мираншах весьма и весьма учтив и отличается мудростью. Мы застали его за важным занятием — он сносил старый квартал города, чтобы на его месте возвести новый.

Слышавшие этот ответ со вздохом переглянулись между собой. Давно уже доходили до Самарканда слухи о том, что третий сын Тамерлана, Мираншах, повредился в уме и высшим наслаждением для него стало смотреть, как ломают дома. Этому дикому и безрассудному развлечению он мог предаваться часами.