Шрифт:
Пчелинцеву.
Он поспешил выйти из блиндажа. Маленький сапер попросил Шахаева:
– - Ра-асскажите мне о по-о-одвиге Якова, только по-о-подробнее. Я ведь
во-оенкор. Напишу в газету.
Ему тяжело было говорить. Шахаев заметил это и живо согласился:
– - Это очень хорошо, товарищ Пчелинцев!.. Записывайте.
Они просидели вдвоем больше часа. Пчелинцев хотел знать мельчайшие
подробности об Уварове, о его гибели, и Шахаев охотно ему рассказывал.
Исписав целую тетрадь, Пчелинцев ушел к себе в батальон.
С того дня разведчики с особым нетерпением ожидали очередных номеров
газеты. Вырывали друг у друга маленькую "дивизионку", надеясь отыскать в ней
статью о подвиге Уварова. Но проходил день, другой, третий, а статья не
появлялась.
Как-то раз Пинчук встретил на складе АХЧ Лаврентия Ефремова -- шофера
редакции. Добрейший Лаврентий, или просто Лавра, как его звала тыловая
братия, исполнял в редакции многочисленные обязанности: он был шофером,
радистом, поваром и по долгу этой своей последней службы, так же как и
Пинчук, поддерживал теснейшую связь с заведующим продскладом Борисом
Гуревичем, от которого и ему кое-что перепадало.
Гуревич сидел рядом с Лаврой на бревне и внимательно его слушал. Пинчук
подсел к ним. Шофер неторопливо рассказывал о военкоре Василии Пчелинцеве.
Вася Пчелинцев стал писать в газету давно.
Как-то редакция стояла недалеко от саперов. И здесь с ней произошло
несчастье: упавшей поблизости бомбой разбило печатную машину. Три дня ее
ремонтировали. Три дня "хозяйство Ивана Федорова", как в шутку называли
редакцию, не работало, и бойцы не видели в своих окопах "Советского
богатыря" -- маленькой газетки, к которой привыкли и которую давно успели
полюбить.
И вот однажды, -- в этот день заканчивали ремонт печатной машины, -- в
редакцию пришел один из самых ее активных военкоров. В пропотевшей, почти
белой гимнастерке и такой же пилотке, с неизменным карабином за плечами и
малой саперной лопаткой на поясном ремне, он протиснулся в землянку
редактора и доложил:
– - В-военкор Пчелинцев, из саперного батальона.
Здороваясь с солдатом, редактор улыбнулся: он хорошо знал Пчелинцева.
Ведь почти каждый день Пчелинцев присылал в редакцию какую-нибудь заметку.
Бывали дни, когда редакция помещала в одном номере газеты несколько заметок
своего неутомимого военкора. Эти заметки приходилось подписывать разными
фамилиями. Ничего не поделаешь -- неудобно было давать одновременно две
заметки за одной и той же подписью. А дать их было необходимо --
"оперативный материал". Так Вася Пчелинцев превращался иногда в Петра
Васина.
Раньше Пчелинцев работал агитатором в своей роте. Но после контузии он
стал сильно заикаться. Сначала Вася растерялся -- не знал, как агитировать.
По-прежнему приходил на собрания, а говорить не мог. На одном совещании к
нему подошел начальник политотдела полковник Демин и спросил:
– - А вы, Пчелинцев, почему не выступили? Разве у вас мало опыта, чтобы
поделиться с товарищами?
Вася покраснел и, страшно заикаясь, ответил:
– - М-мне, товарищ п-полковник, т-трудно говорить...
– - Ах вот оно что. Понимаю. А вы попробуйте писать в нашу газету.
Военкор -- тот же агитатор. Будете выступать сразу перед сотнями солдат.
– - П-попробую, товарищ полковник.
– - Попробуйте. По-моему, у вас получится. Главное, пишите правду.
Ничего не выдумывайте.
И Пчелинцев стал писать. Первую статейку ему помог сочинить его дружок
Уваров. Заметку сразу же опубликовали.
После этого Вася стал ежедневно описывать подвиги своих товарищей --
саперов. Обо всех славных делах тружеников войны знала теперь дивизия
Сизова. Об одном только герое ничего не писал военкор -- о самом Васе
Пчелинцеве. Ни в одной строчке не упомянул он о своих подвигах. Так и не
рассказала газета о том, как холодной ночью сапер Василий Пчелинцев переплыл
через реку, подполз к немецкой пушке и противотанковой гранатой уничтожил ее
вместе с прислугой.