Ярость и злоба рвут мышечные волокна изнутри. Они лопаются от напряжения и бешенства.

Разрушать.

Люцифер оценивает противника по достоинству: пригнувшись, он преодолевает разделяющее их пространство одним прыжком.

Когти вонзаются в шею тремя сильными ударами, придавливая её книзу. Другая лапа чиркает по брюху твари.

Падший ангел воет, обжигая призрачный силуэт смрадным дыханием. Тень выдергивает когти, отбрасывая врага на лед. Страшные раны, из которых толчками течет черная жижа, медленно затягиваются.

Раненный Люцифер осторожничает. Отползает назад и выдыхает столп огня. Пламя проходит сквозь распростертые крылья, не причиняя им вреда.

И тогда призрак поднимается в воздух. Два темных покрывала гасят бледный свет, исходящий из середины озера.

Низвергнутый ангел прижимается ко льду и следит за тенью, ожидая момента, чтобы наброситься. Та возносится все выше и выше.

И затем коротким рывком бросается вниз.

Люцифер кидается навстречу, хватаясь за тонкое, рваное крыло, пытаясь стянуть соперника. Пепел серым дымком развевается в замерзающем воздухе, и призрак вновь взмывает к вершинам леденеющих скал.

Брань осторожно дотрагивается до меня и тихо шепчет:

– Как ты это делаешь?

Я не шевелюсь. Я его почти не слышу - я там, в стеклянно-графитовом холоде серых небес Коцита.

* * *

Ненавистное мягкое облачко защекотало босые ступни. Глад раздраженно посмотрел вниз, затем - со злостью - на мягкие белые кандалы.

Трудно было сказать, сколько именно прошло времени с момента его пленения. Ни ночь, ни день не оставляли своих следов на обители всадника.

Он снова попытался разорвать магические путы, старательно наложенные Крылатыми. Бесполезно.

Внезапно сознание ощутимо встряхнуло. Голова закружилась, на языке отпечатался вкус металлической горечи. Глад почувствовал, как стремительно слабеет бессмертное тело.

"Неужели?.." - мелькнула последняя мысль в угасающем рассудке.

Минуло две полных луны с тех пор, как последние из атлантов очутились в Афинах. Эвмел практически выздоровел и более не нуждался в целебных прикосновениях Эврифеи. Он все чаще ходил на берег и иногда проводил там целые дни, подолгу смотря на тонкую полоску моря, соприкасающуюся с ярко-голубым небом.

Молодые супруги были полностью поглощены друг другом. Тартес нашел работу в городе и себе, и жене, а вечерами они гуляли по широким улицам, вымощенным каменными плитами и ели засахаренные яблоки, купленные на местном рынке. Время летело быстро и беззаботно. Эврифея с радостью окунулась в новый быт, где ни строгий отец, ни любимая сестра более не имели над ней власти. Свобода и счастье кружили голову, и оба - и Тарт, и его возлюбленная - незаметно отстранились от Эвмела. Впрочем, последнему никто и не был нужен.

Совсем недавно он владел огромной равниной, купающейся в дарах природы. В его распоряжении была самая могущественная армия на континенте. Чужаки покорялись силе атлантов, друзья считались с их превосходством.

Теперь же Эвмел чувствовал себя беспомощным калекой, питающимся за счет своего младшего брата. Внутренний голос то и дело напоминал хозяину о прошлом и подстегивал к поступкам. Упрямо сжав губы, Эвмел думал от зари до зари - и не мог ничего придумать. Бездействие угнетало его.

В один из таких дней он ходил взад-вперед по прибрежной полосе и размышлял над свитками, оставленными ему отцом. Эвмел великолепно помнил каждый начертанный значок, и пытался найти в них хоть какой-то скрытый смысл. Задумавшись, владетель погибшего острова не заметил, как взял палку и принялся рисовать на мокром песке.

Окончив, он рассеянно отошел назад, чтобы посмотреть на рисунок со стороны. План в точности повторял тот, что был изображен на папирусе. Как же отыскать это место, возможно, способное возродить былое могущество Атлантиды? Мир так велик - а тот, в котором очутились они, и вовсе неизвестен для них.