– Айме, дорогая, что ты здесь делала? – ласково упрекнул Ренато.

– Ничего особенного, дорогой. Вышла подышать свежим воздухом и вдруг услышала вдалеке музыку и заметила блеск костров, и решила подойти поближе.

– Тебе здесь не место, Айме, – Ренато взял ее под руку, скользнув рукой кабальеро по ее коже, ощущая телом и душой влияние ночи этой дикой и сладостной земли, движение блестящих тел, видневшихся издалека в похотливом танце. Он предложил: – Пойдем отсюда, Айме.

– Тебе не нравится их танец? Подожди минутку. Ты не знаешь, что значит этот танец? А я знаю. У меня была кормилица-негритянка. С самого детства она баюкала меня таким песнями. Песня первозданная и однообразная со вкусом далеких миров, песня с буйным нравом – песня любви и смерти.

Айме вспомнила о Хуане и губы загорелись желанием, а по коже пробежали мурашки. Хуан… дикий, подобный непокорному морю, которое охватывало горящий остров, сжимало и обволакивало в свирепых ласках, словно хотело похоронить, затопить, покончить с ним навсегда, разбиться наконец об острые скалы или поцеловать его в короткие белые песчаные берега. Хуан… пират, безумец, уехал, поклявшись вернуться богатым, чтобы купить себе новую жизнь на заработанные кровью монетами.

– Пойдем, Айме, – ласково умолял Ренато. Его рука мягко сжимала талию, губы искали для сдержанного и нежного поцелуя, который она с трудом приняла, закрыв глаза, чтобы меньше ощутить скользящее прикосновение.

Касаясь друг друга, они шли под деревьями. За ними легким шагом следовала Моника, а под ногами не хрустели даже сухие листья, ее терзаемая душа мучилась, а звуки негритянского праздника ослабевали – те же песни она слышала с колыбели.

– Ты довольна, Айме? – робко спросил Ренато.

– Ну конечно, глупенький, разве не видишь?

– Мы поженимся поскорее. Наши матери этого желают. Нет причин ждать. Или ты не уверена в своей любви?

– А ты уверен в своей, Ренато? Посмотри, я привередливая, не всегда в хорошем настроении. Возможно, иногда буду с наслаждением злить тебя. Так я выражаю свою любовь.

– Стало быть, я должен принимать за любовь твои причуды?

– Естественно. Чем больше я требую и докучаю, тем сильнее моя любовь. Чем меньше логики в моих рассуждениях, тем больше я в тебя влюблена. Но конечно же, ты должен любить меня, чтобы это выносить. Если не сходишь по мне с ума.

– Я схожу с ума, Айме! – страстно заверил Ренато.

– Вот за это я тебя и обожаю.

Теперь она бросилась ему на шею с поцелуями. Оставив позади густую рощу, они ступили на песчаные тропинки сада, и перед ними возникла беспокойная тень со словами извинения:

– Простите, что прерываю…

– Янина! – взорвался раздосадованный Ренато.

– Простите. Сеньора послала за вами. Гости уходят, о вас спрашивают. Мне сказать, что я не нашла вас?

– Вы не должны лгать, – Ренато с трудом сдерживал недовольство. – Мы идем попрощаться.

Они торопливо направились к дому. Янина остановилась в нерешительности и взирала на них, затем чуть подняла голову, и ее черные глаза разглядели во мраке Монику де Мольнар; та дошла до каменной скамейки, бессильно опустилась на нее и закрыла лицо руками. Янина бесшумно приблизилась к ней и холодно спросила:

– Вам дурно? Трудно выносить это зрелище?

– А? Что вы сказали?

– Вы шли за ними. Не трудитесь отрицать, я прекрасно видела. Если вы в силах, вам нужно пройти в гостиную. Ваше отсутствие тоже заметили, и могут начаться пересуды.

– А вам какое дело? – вскипела разъяренная Моника.

– Лично мне нет до этого дела, – ответила Янина с легкой усмешкой. – Мой долг – следить за спокойствием сеньоры Д'Отремон. Врач запретил ей сильные волнения. Ей нужны радость и покой. Если в Кампо Реаль загорится дом, то ее это не коснется. Ради ее спокойствия я прилагаю все усилия, и сеньор Ренато это знает. Здесь имеет значение только сеньора Д'Отремон, понимаете?

Бледная и разъяренная Моника выпрямилась, в глазах ее сверкали молнии. Но перед гневом, готовым вот-вот выплеснуться, метиска покорно склонила голову и искренне предложила:

– В остальном же, сеньорита Мольнар, хочу сказать, даже если вас это и не волнует, но можете рассчитывать на мою поддержку, я искренне готова вам помочь, если вдруг понадобится.

– Я всегда рассчитываю только на себя, сеньорита! – злобно отвергла Моника.

– Просто Янина, – пояснила метиска мягко и покорно. – Я всего лишь служанка, надежная и верная сеньоре Д'Отремон. А теперь, если позволите, я должна вернуться к хозяйке, пока гости не разошлись.

Пылающая от гнева Моника с гордостью выпрямилась, слезы ее внезапно высохли и к ней вернулись силы; твердым шагом она направилась к каменной лестнице.

– Дорогая, полгода – это слишком, – возразил Ренато.

– Ты так считаешь? – Айме разыграла притворное недоумение.

– Разумеется, и я взываю к мнению наших матерей. Почему бы сразу не приступить? Огласить имена в церкви, собрать необходимые бумаги, а когда все будет готово, обвенчаться.

– Сколько времени это займет?