Моника с трудом перешагнула порог: плохо скрепленные пальмовые ветви представляли собой потолок и стены; земляной пол; нескольких ящиков и грубых скамеек составляли всю мебель. На столбах висели драные грязные гамаки; на заляпанных циновках лежали больные работники, подобно зверям: в этот ад не проникало ни света, ни воздуха, отсутствовал даже кувшин свежей воды, не говоря о человеческой жалости.

– Сеньорита, куда вы идете? Выходите, выходите, иначе задохнетесь. Человеку такое выдерживать не под силу.

Робкий, испуганный старик с угольной кожей, со взъерошенными седыми волосами приблизился к ней. Он опирался на подобие костыля и с трудом таскал отекшие ноги, но в его грустном взгляде унижаемого веками человека, была искра простодушной доброты, которая загорелась в присутствии красивой и хрупкой женщины, не отступившей ни на шаг.

– Не идите дальше, сеньорита. На такое тяжко смотреть. Не ходите туда. Я все вам расскажу. Но снаружи…

– Кто вы?

– Кто я? Сауль, лекарь. Меня попросили излечить их травами, но против этой болезни они бессильны. Вчера около сорока больных, а сегодня более восьмидесяти.

– Естественно, ведь они находятся вместе со здоровыми. Так нельзя, им нужен доктор, лекарства, люди; за ними надо ухаживать, им нужен воздух, пространство. Но почему они брошены? У них нет семьи? А у вас нет женщины-помощницы?

– В долину приехали только мужчины. Женщины и дети собирают кофе на другой стороне. Сеньор управляющий запретил им приходить, говорит, они нужны там и…

– Что тут происходит? – приблизившись, прервал Баутиста.

– Сеньор управляющий! – испугался негр Сауль. В бараке наступила гробовая тишина. Даже тяжелобольные замолчали, затаив дыхание. Одни приподнимались, другие с трудом повернули головы, чтобы посмотреть на жестокое лицо управляющего, во взгляде которого отражались гнев и презрение. Он нетерпеливо повернулся к неуместной посетительнице и распорядился:

– Сеньорита де Мольнар, не окажете мне любезность выйти отсюда?

– Нет, Баутиста. Я пришла увидеть это и попытаться исправить. Все гораздо хуже, чем я предполагала.

– А как вы хотите, если этим лодырям взбрело в голову притворяться больными? – гневно пробурчал Баутиста. А потом крикнул с угрозой: – У неработающих отнимется рабочий день! Вставайте, бездельники!

Моника сильнее побледнела, пробежав взглядом ряды несчастных, которые еле шевелились от ужасного голоса управляющего. Некоторые чуть приподнялись и вновь упали. У двери неподвижно лежал человек со скрещенными руками и открытыми глазами. Моника с ужасом посмотрела на него, затем обернулась и гневно выпалила:

– Вы добиваетесь, чтобы встали и мертвые? У вас нет ни сердца, ни совести!

– Вы меня оскорбляете! Хватит, сеньорита! Выходите отсюда. Я здесь приказываю. У вас нет права…

– Взгляните на приказ Ренато, уж он имеет силу! Здесь указано, что мне здесь подчиняются, и я буду действовать. Буду приказывать от его имени!

– Мне вы ничего не можете приказывать!

– Ну а кому же тогда? Этот приказ охватывает весь персонал завода.

– Почему бы вам не позвать руководителей, сеньорита? – намекнул старый негр.

– Ты не заткнешься, идиот? – приказал Баутиста яростно. – Если опять откроешь рот, я тебя…!

– Держите себя в руках, Баутиста! – сурово прервала Моника.

– Вот как я поступлю, сеньорита де Мольнар. Немедленно доложу хозяйке. И если она поддерживает безумства своего сына, то я ни на минуту не останусь в Кампо Реаль.

– Если так обстоят дела, то Моника права.

– Но как сеньора может так говорить? – вскипел Баутиста, обуреваемый удивлением и гневом.

– Должна же когда-нибудь сеньора понять ваши методы! – взорвался Ренато.

– В таком случае, я лишний в Кампо Реаль!

– Естественно! – согласился Ренато.

– Успокойся Баутиста, и ты тоже, Ренато. Прошу тебя, – примирительно вмешалась София.

– Сеньорита де Мольнар оскорбила и унизила меня перед сотней людей! – пожаловался Баутиста. – Мне придется всех побить, чтобы они снова меня зауважали.

– Лучше пока помолчи, – сурово посоветовала София. – Знаю, ты великолепен, но похоже, перегнул палку с работниками. Именно это мой сын имел в виду.

– Я имел в виду… – начал было Ренато, но мать с мольбой прервала его:

– Прошу, Ренато. Через несколько часов состоится твоя свадьба. Почему бы нам не отложить этот спор на потом?

– Я откладываю его со дня приезда, – возразил Ренато.

– Если сеньор Ренато желает, чтобы я немедленно ушел… – намекнул Баутиста с притворной скромностью.

– Ни в коем случае, – отклонила София. – Баутиста, я ценю тебя и не хочу терять. Мне кажется, можно прекрасно все уладить.

– Как ты не понимаешь, мама, насколько нравственно и самоотверженно поступила Моника, взвалив на себя проблемы, которые я лично должен был решать!