— Доброе утро, миссис Филс, Элизабет, — вежливо, тем не менее, холодно, поздоровалась Елена.

— Доброе утро, мадам, — натянуто улыбнувшись, произнесла миссис Филс.

— Доброе утро, мама, — тихо сказала Элизабет и почувствовала, как по коже пробежал холодок от пристального взгляда матери. Еще никогда в жизни Элизабет так не призирала свою мать как сейчас. Это холодное и чужое выражение лица, эти строгие слова, этот другой человек. Она чувствовала всем сердцем, как ненавидит ее, но промолчала и даже попыталась улыбнуться.

— Мы с отцом решили сегодня поиграть в гольф на заднем дворе, — без особых эмоций в голосе сообщила Елена и, несмотря на лето, Элизабет вдруг стало холодно. Откуда-то изнутри появилась непонятная дрожь, которую она попыталась всеми силами унять. — Я надеюсь, что вы с сестрой присоединитесь. Мы оставим машину возле парадных дверей. Ждем вас там после завтрака. Кэтрин я уже предупредила.

Ничего не объяснив, она уже хотела уходить, но тут вдруг что-то привлекло ее внимание, и она словно вскипела. Ее манеры не позволяли ей раскричаться, и поэтому она сдавлено спросила:

— Миссис Филс, кто вчера вечером убирался в этой комнате?

Она смотрела прямо на стеклянный столик. Ни Элизабет, ни растерянная миссис Филс ничего не понимали и не знали, откуда берет свой источник гнев Елены, но старушка все-таки ответила.

— Я, мадам, — абсолютно спокойно сказала она.

— Тогда ответьте мне, зачем вы убрали лепестки розы, которые вчера как дополнение интерьеру рядом с вазой положил мистер Фиништейн? — Елена говорила холодно и четко. Ее темные глаза горели, а ноздри раздулись от гнева и нервного дыхания женщины.

Миссис Филс с той же непревзойденным спокойствием обернулась, взглянула на пустой столик и с легкой дерзостью в голосе ответила:

— Простите, мадам. Видимо я не заметила тонкую натуру канталийского дизайнера в куче вялых лепестков.

Елена побелела от гнева и злобы.

— Снимаю с вас треть оплаты! — прошипела она и, хлопнув дверью, ушла прочь.

Элизабет повернулась к зеркалу на туалетном столике, но побоялась увидеть в нем разъяренное лицо миссис Филс и вместо этого посмотрела на свои бледные руки, лежащие на худых коленях.

— Где лепестки? — все так же спокойно спросила миссис Филс и Элизабет, наконец, осмелилась оглянуться на нее.

Ничего кроме доброй улыбки она не увидела и именно поэтому бросилась к кровати. Собрав лепестки под подушкой, она с виноватым видом отдала их старушке.

— Мисси Филс, я… я не хотела… я вам все отдам…я ведь не знала, что этот глупый дизайнер приезжал, — проскулила Элизабет и с глухим стуком упала на мягкий пуфик.

— Ничего страшного, — мягко и добро ответила миссис Филс.

— Ну, а деньги? — осторожно спросила Элизабет, когда миссис Филс принялась заплетать ей вторую косу.

— А что деньги? — все с той же улыбкой ответила мисси Филс. — Я ведь здесь не ради денег работаю.

— А ради чего? — возбужденно произнесла Элизабет и ее глаза загорелись прежним озорным блеском.

— Ради тебя, — нежно сказала миссис Филс и завязала тугую косу шелковой лентой. Элизабет покраснела еще больше.

После стараний миссис Филс она стала хоть немного похожа на ребенка из богатой семьи, ну или, по крайней мере, просто на девочку.

— Давай положим лепестки на место, — предложила миссис Филс и замельтешила к стеклянному столику.

Кучка помятых лепестков спокойно лежала возле вазы с белыми розами. Старушка и девочка рассмеялись. Миссис Филс закрыла двери на балкон, и они вдвоем вышли из комнаты.

*

Войдя в столовую Элизабет ахнула. Канталийский дизайнер оказался на самом деле талантливым, и прежде хмурое помещение превратилось в просторную столовую. Комната тонула в оттенках белого, голубого и молочного. В центре разноцветного ковра расположился длинный дубовый стол великолепной работы. На нем кружевная скатерть и круглая ваза с любимыми белыми розами Елены. Вокруг стола, словно его дополнение располагались прекрасные стулья из того же дерева с подушечками и мягкими спинками. У стены был растоплен камин, а над ним висела картина с семейным портретом Дэвидсонов. Элизабет как считала сама девочка, выглядела на ней очень глупо.

Стол был уже сервирован, как полагаться. Элизабет пришла первой, так как обычно Кэтрин слишком долго выбирала наряд для выхода в «свет», а родители… Что можно было сказать о взрослых?

В приличном обществе не стоило садиться за стол, перед тем как придет глава семейства, а тем более начинать трапезу, поэтому Элизабет подошла к окну, и ее сердце тут же замерло. Примерно десять сельских ребят направлялись к лесу с радостными возгласами и криками, а она с жадностью смотрела им вслед и мечтала хоть на секунду стать одной из них или просто побыть вместе с ними. Вольной птице было тесно в замкнутой клетке. Особенно в клетке хороших манер и поведения.