Может быть, это с ним говорила кровь, ведь кровь — это та самая вода жизни? Он не знал, только уверился в справедливости своих предчувствий, когда дрогнули скалы, и впереди посыпались на дорогу камни, с каждой секундой все больше и крупнее. Ласка испугалась и скакнула назад и в сторону, вынудив Кречета резко вывернуть руль.

Роллер, к сожалению, живым не был и маневренностью лошади не обладал. Яр видел все, как во сне: вот продолжают лететь камни, вот летит, заваливаясь на бок, Кречет, неловко подняв руку, будто пытаясь ударить ею по воздуху, удержать равновесие, вот роллер окончательно падает, придавливая седока.

С седла Яра будто ветром снесло, он дернул повод, заставляя кобылу лечь, обмотал его вокруг каменного обломка и кинулся к своему спутнику. Камнепад впереди все еще грохотал, так что надрывать горло было бесполезно. Яр шлепнулся на колени рядом с Кречетом, принялся ощупывать его, пытаясь определить, не сломано ли что-то, не ранен ли, можно ли вытащить из-под роллера и как именно.

Того слегка оглушило: поначалу он вообще не шевелился, испугав Яра до жути. Потом мотнул головой, открыл рот — может, застонал, может, сказал что-то. Поняв, что это бесполезно, поймал руку Яра, сжал, пытаясь успокоить. Улыбнулся — видно было, что через силу, губы кривились от боли, но вот страха в глазах не отражалось. Это почему-то немного привело в чувство.

Аэньяр понял, что испугался так один-единственный раз в своей жизни: когда отец объезжал норовистого жеребца, и тот, чтобы стряхнуть со спины досадную помеху в виде человека, упал на бок, а отец не успел вынуть ногу из стремени. Сейчас было почти так же: роллер, как упавшая лошадь, придавил Кречету ногу, и Яр не знал пока, сломана она или нет. Камнепад закончился, и повисла оглушительная тишина. Не поймешь, то ли ты оглох, то ли мир замер, напуганный Стихией.

— Как думаешь, все? — еле слышным шепотом уточнил Кречет. — Ничего больше не сойдет?

— Не знаю, — таким же шепотом ответил Яр, прислушиваясь к своему чутью изо всех сил, но оно тоже то ли оглохло, то ли в самом деле не видело больше ничего страшного. А раз так, нужно было что-то делать.

То, что роллер — не живая лошадь, Аэньяр понял со всей отчетливостью, когда изо всех своих сил тянул проклятый агрегат вверх, а тот весил столько, что худенькому мальчишке четырнадцати лет поднять его и не уронить, сделав еще хуже, не было никакой возможности. И он уже начал отчаиваться, когда рядом на тропе бесшумно возник горец, покачал головой молча, мол, кто же в горах на такой махине разъезжает, и одним рывком поднял роллер, оттаскивая его с лежащего Кречета.

— Нэруш! — скомандовал сразу заерзавшему парню, понял, что не дошло до него, и повторил уже на всеобщем: — Нэ двигай!

Кречет замер, притих, кося на нежданного помощника одним глазом. Яр тоже притих, не зная, что делать дальше, чем помочь: товарищ походил на птицу, попавшую в силок и замершую, распушившись, втянув голову в плечи. Вот только протяни руку — клюнет… Ну, в смысле, по лицу читалось, что Кречету плохо, а не что драться сейчас полезет.

Горец — такой же, как все ранее встреченные и все же чем-то от них неуловимо отличающийся, — присел у ног Кречета, принялся их внимательно ощупывать. Потом что-то пробормотал, не то ругаясь, не то досадуя на что-то. И тряхнул очень светлыми, практически белыми, но не седыми волосами:

— Нэ зламал, свихнул. То ничего, то выправится.

От этих слов стало легче. Куда как легче! Яр поглядывал на него и тоже то и дело встряхивал челкой, словно жеребенок: ему чудилось, что вот этого горца они с Кречетом уже видели. И в то же время он, хорошо запоминавший лица, знал, что конкретно этот мужчина им не встречался.

— Вывих, действительно, ерунда, — Кречет поморщился. — Вы можете помочь? Я сам не смогу, а у Яра сил не хватит.

— Дэржись, — кивнул горец без усмешки на лице, но Яру она все же почудилась в прищуре очень ярких серо-синих глаз. А потом как-то хитро потянул и дернул ногу Кречета, да так, что Яр услышал звонкий щелчок, от которого аж продрало по хребтине холодом. И от короткого вскрика тоже. Кречет замер, вжавшись в землю, и дышал через раз, пытаясь прийти в себя. И только раздышавшись, сумел выдавить короткое:

— Дайомэ.

— Нэтэн-са*. Лежи, тише, сейчас станет легче. Дитя, вон там найди две крепкие прямые палки, — горец махнул Яру куда-то в сторону, и тот, гадая, откуда бы в горах взяться прямым деревяшкам, если тут даже крохотные кустики были изломаны причудливо и прихотливо горными ветрами, направился искать. Очевидно, что палки нужны были, чтоб временно обездвижить вывихнутую и вправленную ногу Кречета.

Палки он нашел. Остатки разбитой таким же камнепадом телеги или фургона, брошенные за ненадобностью. Видно, горец не первый раз по этой тропе бродил, раз так четко указал. Поискав, Яр притащил две достаточно длинные и наименее занозистые жерди, которые только нашлись.

Кречет уже сидел, опираясь на колесо роллера, вытянув перед собой вправленную ногу. Спокойно и сосредоточенно кивнул, завидев принесенное Яром, и только недовольно буркнул:

— Чем бы… У меня есть бинты, но их просто не хватит.

— Можно порвать мою рубашку, — заикнулся Яр, но горец фыркнул и достал из поясного кошеля полотняную скатку, а с пояса снял моток тонкой, плетеной из кожаных полосочек не толще травинки, а не скрученной из растительных волокон, веревки. На ее концах были привязаны кованые грузики, и Аэньяр привздохнул, впервые в жизни рассматривая настоящую горскую обережь-аэнью. Будь все не так серьезно — хоть украдкой, но потрогал бы, пощупал, пытаясь представить ту обережь, огненную, которой славился предок. Вместо этого Яр присел, помогая Кречету придерживать жерди, пока горец сноровисто закреплял их.