За весь день он остановился только дважды: напоить лошадь, дать ей попастись и самому перекусить хлебом, сыром и яблоками. Разводить костер и готовить горячую кашу он не решился: дым от костра могли заметить воздушники, а огонь яснее ясного выдал бы его местоположение огневикам. Пока же он двигался, лошадь и его можно было принять за лосиху с детенышем. Дядя Кайет однажды рассказывал, что с большого расстояния сложно отличить крупного зверя от человека по внутреннему огню. Особенно, если человек при этом старается ни о чем не думать и не испытывает сильных эмоций. Яр очень устал, и не думать получалось запросто — он просто старался внимательно смотреть под ноги, голова была пустой и немного тяжелой. Видимо, холодная вода все-таки на пользу не пошла, но с этим поделать он ничего не мог.

Когда сил идти совсем не осталось, он нашел дерево, слегка вывернутое давней бурей. Оно не погибло, только крепче вцепилось выгнувшимися аркой корнями в землю. Под этой аркой слежавшимся ворохом бурели прошлогодние листья, а сквозь них с трудом пробивалась тонкая жилистая травка. Аэньяр наломал еще разлапистых веток со спрятавшейся в тени овражка ели, накрыл получившееся ложе пледом, свернутым вдвое. Стреножил Ласку, пустив ее пастись в тот же овражек, заодно внимательно осмотревшись. Влажная лесная почва не хранила следов волчьих лап, хотя зимой Аэньяр не раз слышал их песнопения. Летом волки откочевывали ближе к северо-востоку, там, в крупном лесном массиве, был заповедник, на них не охотились. Стоило еще учесть и это, он ведь зацепит край заповедника, если поедет именно так, как решил.

С помощью ножа Яр вырезал кусок дерна и углубил ямку. Потом устроил себе крохотный, почти бездымный костерок, вспоминая рассказ Аэно о придумке южан-кочевников, твердом топливе. Сейчас такие приспособления можно купить в любой туристической лавке, но дома ничего подобного не оказалось, незачем. А жаль, как было бы удобно! Но чего нет, без того обойдется. Родник нашелся неподалеку, вернее, нашла его Ласка, позвала хозяина коротким ржанием. Там же, в овражке, он отыскал заросли малины, а на склоне — «синеглазку» и чернотроп. Так что горячее противопростудное питье было гарантировано. Но сперва надо поесть каши.

Варить много он не стал — хватило бы на два раза, и ладно, поесть немного сейчас и утром. Травы и ягоды «синеглазки» он заварил сразу в кружке, поставив ее рядом с углями прогоревшего костерка. Очень хотелось спать. Просто невыносимо — глаза сами закрывались, голова ныла, а ноги он, едва позволив себе сесть на лежанку, и вовсе перестал чувствовать. Завтра все будет зверски болеть. Он никогда еще так долго не ходил по лесу. Настоящему лесу: это же не светлые рощи у фермы, а тот лес, где нет тропинок вообще и довольно густой подлесок. Но именно это сейчас и защищало его от поисковых заклятий. Кроны — с воздуха, лес — с земли.

Яр улегся, натянув шерстяной спаш, укутался второй половиной пледа и свернулся калачиком. Его немного знобило, но он надеялся, что к утру все пройдет.

Утром стало хуже. Обложило горло, и холодную кашу он в себя запихнул с огромным трудом. Горькая обида на собственное тело, так некстати остро отреагировавшее на промоченные ноги, и упрямство, которого Аэньяру было не занимать, заставили подняться.

«Я все равно не вернусь. Простуда пройдет, подумаешь, сопли маленько по кустам поразвешиваю!»

Болело все именно так, как он себе и напророчил. Ноги казались напитавшимися водой деревянными колодами. Но к тому времени, как он уничтожил большую часть следов своей стоянки, расходились и только тупо ныли на каждом шагу. Он оседлал кобылу, попил воды, мысленно завидуя своему предку: сейчас бы того бальзамчика, которым отпаивал Кэльха! Но чего нет, того нет, придется обойтись. Сориентироваться, куда идти, помогала заранее начерченная карта и неплохие навыки ориентирования в лесу. И он прекрасно помнил, откуда именно вышел на эту полянку, так что не слишком опасался заблудиться.

Летний лес полнился звуками, запахами, щебетом птиц и стрекотом насекомых. Яр замечал бурундуков, шмыгающих по стволам и лесной подстилке, дятла, примеривающегося к сучку, а потом выдавшего звонкую дробь, белок, деловито таскающих созревающие орехи рогульника. Их Яр распугал, набрав несколько горстей этого полезного лакомства. В мягкой тонкой кожуре было скрыто настоящее сокровище: тут тебе и от сердца лекарство, и от долгой голодовки, и от кашля. Теперь он шел, пальцами давил продолговатые орешки, отправляя вытянутые ядра в рот и тщательно пережевывая до сочной кашицы. К полудню горло уже не было так сильно обложено, да и голова прояснилась. Он даже есть не хотел, но все же остановился, чтобы дать Ласке попастись, пожевать немного зерна из подвязанного к морде мешка, а самому попить воды и перекусить снова хлебом и сыром.

Спокойствие лесных обитателей успокаивало и Яра: значит, в лесу пока только один чужак. Очень может быть, что его будут искать по дороге в Ткеш, а это крюк в сторону Рашеса. Он же шел напрямик. Пусть и гораздо медленнее, чем это было бы верхом и по дороге, зато надежнее.

К вечеру снова разболелась голова, горло, заныли кости от жара. Пока еще было светло, он выбрал очередную укрытую густым подлеском полянку неподалеку от родника. Он с самого детства прекрасно умел находить такие вот выходы чистых водяных жил в лесу. И с долей сожаления понимал, что, скорее всего, будет не огненным, как Аэно, а водником, в мать. Обидно не было, на Стихии не обижаются за то, какую именно силу они вложили в тебя при рождении. Просто сейчас, когда прочел, как именно учился предок, было немного жаль, что для него самого эти знания будут бесполезны.