И именно поэтому он сидел сейчас у аккуратно разложенного костерка, помешивая ложкой в котелке и косясь на лежак, привычно расположившийся у колес подаренного братом роллера. Только обычно там лежал он сам. Или, на худой конец, Белый — когда раньше выбирались куда-нибудь вдвоем или с его друзьями. А сейчас там лежал найденыш.

Его Коготь снял с седла мерно бредущей по тропке лошади пару часов назад. Мальчишка горел в жару и бредил. Сейчас-то уже подуспокоился, уснул, но в тот момент, когда Коготь коснулся его ненормально горячего тела, он испугался. Нет, можно было вскочить в седло и рвануть в ближайшее же поселение, не так уж и далеко тут было — от силы час, даже меньше. Почему не сделал так? Коготь знал, почему: мальчишка так вцепился в повод кобылки, что он с трудом разжал намертво сведенные пальцы. И в бреду тот говорил что-то о Ласке, а на это имя кобыла поднимала голову и фыркала, явно узнавая свое. Бросить бессловесную животину на растерзание волкам? А они тут водились, это он знал: заповедник же. Вот и сидит, как дурак, всего помочь можно — водой обтереть да таблетку растолочь и споить, сбивая температуру.

Коготь мрачно постучал ложкой по краю котелка. Был вариант, что мальчишке все-таки шестнадцать, просто очень мелкий уродился — и сейчас принимает силу. У каждого это по-своему происходило, кто-то и валился вот так, а потом вспыхивал или наоборот, водой окутывался. Но что-то Коготь в таком повороте дела сомневался. Чутье, натренированное в приюте, вопило, что этому пацану не только шестнадцати еще не стукнуло, ему хорошо, если пятнадцать есть. И то сомнительно. К тому же нервировала собственная неспособность вспомнить, где он уже видел этого — или похожего? — парнишку. А ведь видел, видел! Только где, Стихии его побери?!

Так и не сумев выудить нужное воспоминание, Коготь пошевелил веткой угольки в костре и поднялся: следовало разбудить мальчишку и напоить его. Хотя бы напоить — то, что у мелкого распухшее горло, он видел, вряд ли тот сумеет что-то проглотить, кроме воды или травяного отвара. Но напоить обязательно, иначе может стать совсем худо. После таблетки мальчишка основательно пропотел, до насквозь мокрой сорочки и штанов. Пришлось залезть к нему в седельные сумки, найти сухую одежку, хотя сперва Коготь сомневался, что она там есть. Но мелкий, судя по содержимому мешков, собирался основательно. И откуда только такие познания? Может, романтики захотел? Как Белый — только тот роллер оседлал и улетел в светлую даль, а этот вот лошадь. И где только нашел такое чудо, с конюшни, что ли, у кого свел?

Коготь покосился на кобылку, та глянула в ответ и махнула хвостом, отгоняя муху. Холеная. Не из тех, кого отдают в детские конюшни, лишь бы на колбасу не пустили. Нет, странно все это.

— Эй, — Коготь поставил стакан с отваром понадежней и присел на корточки, потряс мальчишку за плечо. — Давай, просыпайся.

Найденыш застонал, затрепетали темные ресницы, склеенные стрелочками от пота. Наконец, открыл глаза — Коготь аж привздохнул: вот опять! Где он уже видел такие глазищи — яркие, пронзительно-голубые, словно подсвеченная солнцем вода?

— Пить… — прошептал мальчишка, едва разлепив ссохшиеся губы.

— Ну так пей, — Коготь помог ему приподняться, поднес к губам стакан.

Глотал мальчишка с трудом, но не капризничал и не отворачивался. И явно не отказался бы еще. Но вместо просьбы Коготь услышал совсем другое:

— Вы — Хранитель? Вернете меня домой теперь, да?

— Еще Аватарой меня назови, — невольно клекочуще рассмеялся тот. — Дома что, так ждут?

Сложить два и два было просто. Сбежал, значит. А на крупе кобылки Коготь как раз краем глаза заметил клеймо. Породистая, значит, не абы какая. А неподалеку от заповедника располагался конезавод, об этом даже не интересующийся живностью Коготь знал.

Мальчишка насупился, свел брови, снова заставляя вглядываться в свое лицо, выискивая знакомые черты, только… взрослее, что ли?

— Нет, — и даже хрип из голоса пропал. — Ищут, наверняка. Значит, вы не из дозорных Хранителей…

— Вообще мимо ехал, — охотно подтвердил Коготь и не стал врать: — Только из-за кобылы твоей в город не повез.

Чтобы обдумать следующий вопрос, пришлось выгадать немного времени, сходив к котелку за отваром. Пока нацеживал, ложкой отодвигая плавающие поверху травинки, пока проверял, не горячий ли — как раз слова подобрались.

— По добру или по злу ушел?

Помолчал, подбирая слова, и найденыш. Необычно: другой ребенок уже бы высказался, торопясь оправдаться или выплеснуть злость. Но этот молчал, прихлебывал отвар и очень внимательно смотрел на Когтя. Так, как будто тоже выискивал знакомые черты.

— По острой нужде, — наконец, обронил хриплое. И внезапно, без перехода: — Вороненок?

Тут Коготь и сообразил. На мгновение пред взором встал родной приют, стена с портретами великих магов — и один из портретов, висевший чуть в стороне, но всякий раз невольно привлекавший внимание. Возможно, потому, что он был парным.

— Анн-Теалья анн-Эфар? — и тут же осекся.

Глаза на портрете были другими. Вернее, эти глаза там тоже были. Хотя немудрено. Старую историю Коготь любил и знал, что два великих рода однажды пересеклись.

— Или Солнечный?

— По матери — анн-Теалья анн-Эфар. По отцу — Солнечный, — по накусанным губам скользнула усмешка, как у Аэньи на том портрете. Сходство было разительным. — Аэньяр Солнечный.

— Лито Ворон, — ситуация обязывала назвать данное родителя имя, и Коготь поморщился. — Но лучше зови Когтем. Так что у тебя за нужда? Тем более, такая острая.