— Ага-а-а, — так, словно что-то понимал в обучении молодых огненных с нестабильным, поздно пришедшим даром, протянул тот. — Только ты, уж прости, Кречет, а не Коготь.

И сказано это было так, что молодой огневик дернулся, едва не выронив жестянку. Заглянул в полыхнувшие всего на мгновение знанием глаза — и поверил сразу и безоговорочно: ему только что дали Имя. Тут ведь было совершенно не важно, кто дал, когда. Главное — что попало в точку, разлилось по жилам вместе с огненной силой.

— Ты б… — что «ты б» Коготь не договорил. Не нашелся, что сказать.

«Ты б язык придерживал», что ли? Три раза ха, такое и рот зашив не удержишь. Вот же ж сошлась кровь!

— Ты б полежал, а? Нам завтра еще целый день ехать.

— Я б помог, — намекнул упрямец. — У тебя в карте родники указаны? Тут недалеко. Я могу принести воды, у меня тоже есть котелок, на отвар нам двоим хватит как раз.

— Привяжу. Нет, как лошадь стреножу. Нашелся мне тут… — Коготь подошел и постучал Яра согнутым пальцем по лбу. — Вот этим подумай, потрудись уж. Тебе от таблеток полегчало, если сейчас будешь бегать — завтра в город уедешь, к лекарям. А так может и обойдется. Сам схожу. Где там твой котелок?..

Мальчишка на его довольно бесцеремонные действия не обиделся, только улыбнулся и потянулся за своей седельной сумкой. Его небольшого котелка впрямь как раз хватило бы им двоим на раз.

— Родник вон там, — он махнул в сторону, именно в ту, где Белый указывал крохотным значком нахождение пригодной для питья воды.

Водник, значит, будет. Те даже до прихода силы подобное безошибочно чуют. И шестнадцати ему точно нет, иначе бы водой и вылечился, не за питьем пошел, а именно за этим. Кивнув своим мыслям, Коготь направился, куда указали.

Когда вернулся, мальчишка — вот не лежится ему! — сидел, уткнувшись в какую-то потрепанную книгу, силился читать при догорающем дневном свете.

— Глаза попортишь, — привычно бросил Коготь, вешая над уже немного прогоревшим костром котелок с будущей похлебкой и пристраивая сбоку второй. — Отвлечься хочешь — так лучше расскажи чего? Или я могу.

Мальчишка закрыл книгу, заложив страницу вшитой в корешок ленточкой, прикрыл глаза и принялся чуть нараспев цитировать, а в том, что это именно цитата, Коготь не сомневался ни секунды:

— «Я сжег столько свечей, тренируясь их зажигать, что хватило бы на весь Иннуат и окрестные горские ата-ана, чтобы осветить их в самую долгую ночь года. Если бы сам не видел, как с пальцев учителя срывается крохотная, едва-едва заметная искорка, чтобы воспламенить фитиль одним касанием, решил бы, что он надо мной просто издевается. Кэльх был безумно терпелив, а я — безумно раздражен своей неспособностью взять под контроль силу, текущую в моей крови. Вызвать столб пламени, достаточный, чтобы пронизать Учебную башню до самой крыши? Сколько угодно! А эту, буря ее раздери, искру — нет. Сколько раз я покрывался потом от тщетных усилий, чувствуя себя, как выполосканная и отжатая старательной прачкой ветошь! Пока не понял: вместо того, чтобы изначально призвать искру, я вызывал к жизни весь пламенный поток, доступный мне, и потом тщетно старался удержать его на кончиках пальцев, выпустив лишь малую толику. Я представлял себя ревущим огнем, который должен отделить от себя почти незаметную частичку. А должен был — этой частичкой, отрешаясь от прочего. Ведь огонь — он и в самой малой искорке — огонь».

Коготь выслушал это с непроницаемым лицом. Потом помешал похлебку, чтобы не подгорела, отложил ложку и сурово спросил:

— Ты кто?

— В смысле? — моргнул мальчишка. — Аэньяр Солнечный, я же говорил.

— В прямом, — Коготь выставил руку и принялся загибать пальцы. — Тебе еще и шестнадцати нет, а ты уже чуешь чужую силу, раздаешь имена направо и налево, цитируешь дневники самого Аэньи… И ведешь себя вообще не так, как положено в таком возрасте! Уж я мелких повидал, даже самые серьезные — другие. Так что, повторяю: ты кто?

— Мне четырнадцать, — Яр закатил глаза и начал отвечать с самого первого вопроса. — У меня в роду собраны все четыре стихии, было бы странно, если бы я не умел отличить водника от огневика, или не знал проявлений магии Земли или Воздуха. А у тебя все видно по глазам — это касается и имени. Ты же… ну… Кречет, как это можно объяснить? Я посмотрел и увидел. Насчет дневников — вот, — он бережно поднял книгу на ладонях. — Это и есть дневник Аэньи. Он мой пра-пра-пра… и еще много раз «пра» дед. Как и нэх Кельх Солнечный Хранитель. По ветви Амаяны анн-Теалья анн-Эфар Кроткой. Насчет поведения и прочего… Не знаю, мне никто не говорил, что я чем-то отличаюсь от сверстников. Разве что дед — но он упирал на мою непомерную любовь к чтению.

— Лучше б упирал на то, что тебе с нормальными детьми стоит пообщаться, — вздохнул Коготь. — Ведешь себя… А, ладно.

Он отвернулся, невольно обдумывая услышанное.

— Я что, по-твоему, с детьми не общался? — рассмеялся Аэньяр. — У Солнечных огромная семья, дети арендаторов — у меня куча друзей!

Коготь только головой покачал.

Наевшись горячей каши с тушенкой, Яр уже давно свернулся калачиком под своим пледом и стеганым одеялом Когтя и тихо сопел в две дырки, еще хрипловато, но уже без натужного сипения опухшим горлом. У него и горло не так болело, и температура была разве что чуть выше нормы: Коготь это определил лишь по тому, что для его горячих рук лоб мальчишки больше не казался полыхающим углем, а был совершенно таким же. Это значило, что для обычного человека, не огневика, он был бы все еще чуть более горячим, чем следовало.