Через какое-то время, когда этот звук перерос в рев, Янтор поднял руку, и они остановились на краю утеса, возвышающегося над долиной и рушащимся вниз водопадом. Узкая, словно прорубленная великанским клинком, долина разделялась надвое стремительным потоком, щерились с двух концов обломанными клыками останки исполинской арки, некогда венчавшей котловину водопада, словно мост. И ниже по течению, загромождая русло реки, возвышалась груда раскрошенных, разбитых и уже частично сглаженных водой обломков.

— Эвайнии-танн. Все, что осталось от неприступной твердыни нехо анн-Теалья после гнева Нииды Бурный Поток, — несмотря на рев воды, голос Янтора они услышали совершенно четко.

Друг до друга докричаться даже не пытались, понимая, что это бесполезно. Им ветер услужливо слова не донесет. Вместо это, оставив коня, осторожно подошли ближе к краю, смотря вниз.

Когда-то замок Эвайнии-танн был построен не из местного буровато-серого камня, а из голубовато-белого, привезенного с востока Эфара. И сейчас его руины напоминали подтаявший, размытый водой, почерневший сугроб, который вскоре должен был исчезнуть вовсе — обманчивое впечатление. Их и руинами-то уже назвать было нельзя, требовалось изрядное воображение, чтобы представить: эта груда камней когда-то была величественной постройкой, возведенной людскими руками. Но… Века и природа испятнали искристое великолепие камня лишайниками и мхом, кое-где камень порос травой, цепляющейся за тонкий слой нанесенной ветром почвы. Но и из-под них кое-где щерились обломанными зубами рифленые колонны, вырисовывались очертания разбитой балюстрады, вздыбившиеся плиты, когда-то покрывавшие замковый двор. Нет-нет да угадывалась в отдельных грудах слишком уж правильная, не природная гармония, или взблескивал солнечный луч на отполированных не водой камнях. Тягостное впечатление производила некогда прекрасная Ледяная твердыня, гордо сиявшая над долиной в те дни, когда еще был жив и любим своими родителями маленький Леньян, волей Стихий обреченный стать одним из Хранителей — и не ставший им.

Вниз спускались неохотно, подходить к могиле — а именно огромной могилой замок и стал, сначала для огневика, потом для всех причастных — не хотелось. Но нужно было, Янтор предупредил, что иначе делать крюк, чуть ли не на полдня пути, спускаясь ниже по течению к мосту. Здесь же, несмотря на близость водопада, можно было перейти вброд. Частично по обломкам замка, частично — по рухнувшей арке. Вода, в весеннее таяние снегов, затапливавшая, наверное, почти всю долину, сгладила их, превратив в достаточно удобный, но и опасный путь.

— Я проведу Ласку, — пообещал Янтор, держа волнующуюся от неумолчного грохота кобылку под трензелями. — А вы крепко держитесь за стремена Танийо. Он не даст вам поскользнуться.

Кречет бормотнул что-то, Яр, стоявший совсем рядом, расслышал смутно «сапоги» и «потерять». Наверное, вспомнилась та сказка? Но река ощущалась как-то… Не так, как ручеек Амлель. Вода и Вода.

«Здесь нет жизни, — понял Яр. — Точнее, нет духа Стихии, что оживлял Ледяную когда-то». Удэши, может быть, носивший имя Теалья, растворился в ней, не сумев пережить предательство своих смертных потомков.

Переправились на удивление без проблем: Танийо действительно помогал, шел по мокрым камням, как по ровному, замирая и позволяя повиснуть на стремени, если вдруг неровно лежавший кусок щебня выворачивался из-под ноги. Намокли немного, но это были просто мелочи. А когда отошли по берегу, и стало можно говорить, Янтор усмехнулся:

— Уже скоро. Ривеньяра в следующей долине.

Вот тогда Яр и задрожал. Снова всколыхнулись все опасения, надежды и мечты. Кречет, воспринявший это не совсем верно, обнял, высушивая промокшую одежду и на удивление даже не подпалив ничего. Но дело было не в холоде. После рассказанной Янтором легенды Яр не знал, как воспринимать потомков анн-Теалья. И как принимать его собственное родство с ними? На другой чаше его мысленных весов была Ниида анн-Теалья Бурный Поток.

Он ведь успел сбегать в картинную галерею Эфар-танна, одним глазком, но поглядел. Даже до картин, изображавших Аэно с Кэльхом, не дошел, только до этой. И был по-своему покорен пусть и властной, но вдумчивой женщиной. Она не была так холодна, как его мать, а во взгляде читался ум и умение видеть глубже, чем на поверхности.

Они ведь были похожи — немного, разве что глазами и отдельными чертами лица. У нейхи анн-Теалья анн-Эфар были такие же изменчивые, как текучая вода, голубые глаза. И они казались живыми на портрете. Он чувствовал причастность к ее роду, и это помогало держаться.

Может быть… Может, не все так плохо?

Янтор уверенно вел их вдоль реки, к выходу из долины. Там был еще один водопад, уже не такой высокий и впечатляющий, даже шумел он в разы тише старшего собрата. Но вид оттуда открывался… Не чета руинам замка. Будто кто-то развел горы в стороны, расправил складку на платье земли и выткал на ней узор из голубых-голубых бусин, расшил ткань тонкими золотыми, зелеными и бурыми нитями. Озера, те самые озера, снабжавшие рыбой весь Эфар, отражали небо, и изящные росчерки лодок на их поверхности выглядели опустившимися на землю птицами. Местами грузными, отъевшимися, но тем не менее.

А вот город оказался на удивление небольшим, игрушечным, как и крепость в нем, но было ясно, почему: вдоль поросших низкорослыми рощами берегов озер виднелись крыши домов. Целые поселки рыбаков, выходивших на промысел, как и многие-многие годы назад. Крепостюшка венчала собой то ли природный, то ли насыпанный руками людей холм, однако даже издали казалась чем-то, с чем придется считаться тому, кто посягнет на это природное сокровище Эфара. Здесь, в отличие от Иннуата, стены были — и самые что ни на есть настоящие. Они опоясывали весь город, замыкая его в кольцо. Должно быть, в древности под защиту этих стен стекалось при опасности все население долины. Сейчас, конечно, было видно, что ворота распахнуты — но тогда…