Шрифт:
Медвежьи объятия стиснули ребра до хруста, так, что глаза полезли из орбит.
Смерть со звоном уронила косу и потеряла челюсть.
– Я так скучал, мама…
«Я в жопе», – подумала Хизер, не в состоянии дернуться.
– Вот это номер, – в наступившей тишине донесся с “Аквилы” голос старпома.
– Гони монету, – голос кока нельзя было спутать ни с чьим другим. Повар обожал пари.
Дышать стало совсем тяжко. Пришлось выкручиваться, чтобы выжить.
– Ты меня задушишь! – прохрипела Хизер.
– Прости! Но как… – Коннор слегка отстранился. Хизер сразу посмотрела в глаза ассасину: зрачки как у наркомана. Беда.
– Не важно. Слушай меня внимательно, сын: не верь тому, что перед глазами. Тебя отравили, поэтому ты меня видишь, – Хизер тяжело вздохнула, подыскивая нужные слова.
– Кто? – Коннор нахмурился и явно велся на поводу. Однако обниматься не прекратил.
– Это было испытанием предтеч. Ты его прошел. – Девушка обливалась холодным потом и старалась не трястись. – Ты должен вернуть похищенное. От этого зависят ваши жизни.
– Верну, – клятвенно пообещал Коннор, хмурясь. – Ты уйдешь?
– Я никогда не уйду, – не менее клятвенно пообещала Хизер и, плюнув на вероятность спалиться, приложила ладонь к широкой груди индейца: под ладонью бухало так, что появилось опасение, не хватит ли его инфаркт. – Я всегда рядом.
– Что там, на той стороне? – спросил Коннор, вновь сдавив девушку в объятиях.
– Я не могу рассказать, – просипела она.
– Почему, мама?
– Потому что воздуха нет! Ты у меня медведем растешь… – выдавила Хизер из себя, забыв про осторожность.
– Извини. Я просто так счастлив тебя видеть… – голос Коннора дрожал от избытка чувств, столь ему несвойственных.
– Сядь, посиди со мной, – попросила девушка.
Ручищи разжались, и ассасин, словно ребенок, плюхнулся на нагретые солнцем камни. Хизер осторожно уселась рядом, и детеныш-переросток немедленно уронил голову ей на плечо, счастливо жмурясь на солнце. Пришлось гладить, чтобы “глюк” держался в нужном русле. Повисла идиотская пауза.
«Боги, во я попала…» – металась мысль в черепной коробке девушки. Медведь чуть ли ни мурлыкать изволил. Вот уж не таким, далеко не таким был знакомый ей ассасин. Все его суровость и лютость разлетелись вдребезги.
– Помнишь, ты мне пела? – выдал Коннор очередной перл, от которого волосы на затылке Хизер встали дыбом: откуда ей было знать, что там поют индейским детям в селениях?! “Рамамба Хару Мамбуру”, что ли?! “Никогда еще Штирлиц не был так близок к провалу...” – услужливо подбросила память фразу из старого сериала.
– Да, Радунхагейду. Как я могла забыть? – выдавила Хизер. «Боги, только не проси меня еще сварить такую же кашу!!!»
– Спой мне, – естественно попросил суровый мужик, обвешанный оружием с ног до головы. Звук воображаемого фейспалма оглушил Хизер почище пушечного выстрела.
– Мужики, незачем нам это видеть, – донеслись слова Фолкнера с корабля. – Кэп не в себе. Все в трюм, с меня выпивка.
«Спасибо тебе, добрый человек. С меня тоже бутылка», – мысленно отблагодарила Хизер старпома. Теперь выкручиваться было проще.
– Радунхагейду, я не буду тебе петь ту песню. Я спою другую, которую узнала в том мире, – вдохновенно “погнала пургу” Хизер. – Она защитит тебя ото зла.
Коннор удивленно, но согласно хмыкнул.
От края до края…
Девушка молилась про себя, чтобы ее приглушенное пение не было похоже на загробный вой. Текст песни любимой группы пришлось переделывать прямо на ходу. Кипелов с “Арией”, находясь в будущем, наверное, ворочались в постелях, видя кошмары.
...И в нем исчезают
Все надежды и мечты.
Но ты засыпаешь,
И предок к тебе слетает,
Смахнет твои слезы,
Чтоб во сне смеялся ты!
3асыпай,
У меня на руках засыпай,
Засыпай
Под пенье дождя...
Далеко,
Там, где неба кончается край,
Ты найдешь
Потерянный рай.
Во сне хитрый демон
Может пройти сквозь стены,
Дыханье у спящих
Он умеет похищать.
Бояться не надо,
Душа моя будет рядом.
Твои сновиденья
До рассвета охранять.
Подставлю ладони –
Их болью своей наполни,
Наполни печалью,
Страхом гулкой пустоты.
И ты не узнаешь,
Как небо в огне сгорает,
Как жизнь разбивает
И надежды, и мечты.
3асыпай,
У меня на руках засыпай...
**
Коннор не просто слушал – он вырубился и дрых сном младенца, счастливый, что школьник в первый день летних каникул.
Ноги Хизер затекли, спина болела, голова ассасина сползала на самое, можно сказать, сокровенное.