– Ах, он такой, такой, - закатила глаза самая пышногрудая «агрессорша», - такой мужчина!..

– Не знаю, - сухо бросила я, - мы так-то кровные родственники.

– А он надолго прибыл?
– тут же спросила вторая. Грудь у нее была меньше, но зато какой тыл...

– Маркиз фон Сгольц прибыл давать присягу императору, - ровно произнесла я.

Хотя сама и близко не представляла, правда ли это.

– Так ведь Совет правит, - хлопнула густо накрашенными ресничками третья служаночка.

– Так ведь принц взрослеет, - отмахнулась я и тут же перевела тему: - Нас кто-нибудь накормит?

Обратно мы шли нагруженными как едой, так и тяжелыми мыслями.

– Не осуждай его, - шепнул эльф.
– Он от смерти к жизни вернулся.

– Стремится к размножению? Зачем во дворце-то?

– Так ты посмотри, тут даже горничные одна к одной, - усмехнулся эльф, - вишенки.

– Эх ты, сластолюбец, - фыркнула я.
– Вишнеед.

– А что мне остается, - улыбнулся эльф.
– Все лучшие девушки заняты.

– Ну, в твоем случае можно съехать на то, что твоя возлюбленная еще не родилась, - рассмеялась я.

Двери мы открыли с трудом. Зато в гостиной нас встретили бодрый Вьюга и Кариса - они сразу забрали подносы и расставили на столе снедь.

– А все-таки с Рысью ходить выгодней, вон сколько вкусноты мясной, - мурлыкнул эльф.

Верена вытаскивать пришлось силой - алхимик ругался, сопротивлялся и кричал, что мы убиваем науку. Но положив в рот первый кусочек свиного стейка с брусничным соусом, гневаться перестал.

– Что-нибудь откопал?
– после ужина Кариса встала в дверях лаборатории, и Верен был вынужден вернуться на диван.

– Да там все просто, ты по Вьюге видела. Что мы чувствуем, когда влюблены?
– огорошил нас алхимик.
– Ну же? Эх вы, любители вы, а не влюбленные. Сердце бьется чаще, дыхание сбивается, ладошки потеют.

– То есть там не приворот, а отрава, что ли?

– Да, и на саму Тилу она тоже действует. Этакое взаимное недомогание. Ее можно отправить в тюрьму - покушение на его высочество строго карается.

– Это надо крепко обдумать, - выдохнула я.
– Очень крепко.

Думали мы громко, перекрикивали друг друга, а Лий даже пытался лезть с Вьюгой в драку. Но Дар, по сути, довольно снисходительно относится к ушастику, поэтому дуэль не состоялась.

– Слушайте, но не может же она и себя травить?
– заметила я.

– Лет пять назад, до открытия Госсмарха-Лёвэ, это, кстати, было предсмертное открытие тогдашнего главы рода Лёвэ, придворные дамы пили настой из лайссы. Чтобы достичь бледности, полупрозрачности и чтобы глаза блестели, - флегматично выдал Верен.
– А это яд оказался, смертельный. Медленный, правда.

– То есть, они все умерли?

– Не поверишь, - оживился Верен, - господин Риер доработал сыворотку, и некоторых удалось спасти. Но ведь сейчас его продолжают пить! Меньшими дозами, но их сразу видно. Бледные, худые, зато глаза огромные и блестят. Мода на внешность эльфов никогда не пройдет.

Мы помолчали, проникаясь дуростью некоторых высокородных леди. И тогда Кариса неуверенно предположила:

– Итак, у нас «ветка» - либо она делает это сама, либо ее травят вместе с принцем.

– Я за то, что она делает это сама. Никаких толковых знаний по артефакторике у нее нет, - тут же добавил Верен.

– Но возможно, это не ее вина, - для справедливости добавила я.
– Кто рассказывал про неправильное преподавание? Ты, Кариса? Так что тут тоже вилка, то есть ветка. Тьфу, развилка, вот.

– Сплошные вилки...
– Вьюга пытался вырисовывать наши мысли на листке бумаге.

– Их нужно свести, - произнес Верен.
– Тилу и принца, если она запаникует, находясь с ним в закрытом, непроветриваемом пространстве, значит, знает, чем дело кончится.

– А чем?
– спросила я.

– Что будет, если бесконечно разгонять сердце?
– вопросом на вопрос ответил эльф.

– Плохо станет, может, даже умрет, - одновременно ответил мне Вьюга.
– А за диагнозом - к целителю.

– Пишем письма?
– спросила Кариса.

Я прикусила губу, взвесила все за и против и покачала головой:

– Нет, идем к Элиму. Поговорим с ним откровенно, расскажем, что узнали.

– Потому что он наш друг?
– с сомнением спросил Лий.

– Потому что он будущий император, - покачала я головой.
– И другом я его называю именно потому, что он хочет, чтобы его так называли. Вначале он показался мне одиноким и несчастным. Но сейчас мне все больше кажется, что это маска. И что он еще покажет нам всем кузькину мать.